Оттуда нет возврата, главы 5-6

[SimusiK]

Название: Оттуда нет возврата

Автор: SimusiK

Фэндом: B2ST

Пэйринги: Чунхён/Хёнсын, Дуджун/Есоб

Жанр: дарк, слэш, романтика (?)

Рейтинг: NC-21

Предупреждение: ООС, жестокость, насилие, нецензурная лексика

Статус: ЗАКОНЧЕН

От автора: так как тяжело в России найти инфу о тюрьмах и их порядках в Корее, фанф писался на основе известного и изученного о русских «зонах» + все немного приукрашено, а иные факты упущены, дабы повествование не омрачалось ненужными подробностями ^_^

Варнинг! Мой первый по сути фанф!

«Опущенный» (тюр. слэнг) — это заключённый, насильственно или добровольно ставший пассивным гомосексуалистом. Самая низшая каста в местах заключения.

Глава 5:

— Хенсын, у меня к тебе хорошая новость, — сочувствующе проговорил начальник Ким, гладя на трясущегося парня. Он знал, откуда его привели. Он и послал за Хенсыном охрану в компании Дуджуна. Чунхен бы его просто так не отпустил.

— К-какая? – мысль о чем-то хорошем в такой момент вызывала лишь усиление дрожи и наплывающие на глаза слезы. Хотя Хенсын был не уверен, что же так сильно выбивало из него все силы и эмоции.

— Госпожа Пак Миён отошла от комы и дала показания, — Хенсын вскинул на начальника удивленный взгляд.

— Так, значит… — неуверенно протянул он.

Начальник Ким испытывающее смотрел на Хенсына, не торопясь пояснять ситуацию и давая Хесныну возможность самому догадаться, что он имеет в виду и что из всего этого следует.

— … меня отпустят? – вопрос застрял в горле, заставляя Хенсына прокашляться.

— Думаю, восстановление займет пару дней, поэтому тебя переведут в другую камеру… подальше… кхм… в другую, короче, и там ты будешь ожидать приказа об освобождении, — ответил Хенсыну начальник, наливая и протягивая воду в стакане.

От Хенсына не ускользнуло, что начальник скорее всего имел в виду Чунхена. Это заставило его вздохнуть… но то ли от облегчения, то ли от сожаления… Хенсын вообще своих реакций сегодня не понимал. Он послушался Чунхена, стоило тому только взглянуть на него, когда били Есоба. Он зачем-то задал тот странный вопрос… «Что со мной?» — думал Хенсын, отпивая немного воды и в какой-то момент понимая, что мысли его не о скором освобождении, а о своем ненавистном мучителе.

— Хенсын, все нормально? – поинтересовался начальник Ким, забирая стакан из рук парня, — Что-то не так?

— Нет, все так… просто не знаю, как реагировать… и я устал… очень устал… — запинаясь, говорил Хенсын, чувствуя легкое головокружение.

— Тогда тебя отведут в другую камеру, можешь идти и отдохнуть, — и начальник нажал на кнопку в телефоне, вызывая охрану, — Завтра не будет никакой работы, но в столовую по расписанию, ты меня понял?

— Да, — тихо ответил Хенсын, разворачиваясь к двери за прибывшей охраной.

Оставшийся в кабинете начальник Ким сочувствующе взглянул вслед Хенсын, вздыхая. Для него было странно сочувствовать, но эти два парня: Есоб и Хенсын за все это время заставили Ким Мин Чжуна пересмотреть своё отношение к жизни и тюрьме. Все-таки не все заключенные – настоящие преступники.

***

Проснувшись утром первый раз за последние месяцы в одиночестве, Хенсын все ещё не мог поверить. Вчерашний разговор он прокручивал сотню раз перед сном, но все ещё никак не укладывалась в его голову новость, повернувшая его жизнь новым образом, вывернув наизнанку очередной раз весь его вроде уже привычный уклад жизни. Да, положение его в тюрьме завидным не назовешь, но ведь тут хотя бы ничего не менялось, и не было неожиданностей. А какое-то чудесное выздоровление той девушки относилось именно к разряду сюрпризов. Приятных, однако, но все равно странных.

С какой-то стороны ему несказанно повезло. Нежданно и негаданно очнулась девушка, из-за которой его сюда посадили. Очнулась и смогла помочь ему, отзывая обвинения. Интересно, каково сейчас ее родителям, которые так усердно запихивали Хенсына в это место? Столько денег заплатили, наверное. От этих мыслей у Хенсына в груди разливался злорадный холодок, а на лице заиграла такая же не добрая улыбка. Обломались они, ничего не скажешь. Но извинения их ему не нужны, они все равно не исправят того, что случилось с ним за время пребывания в тюрьме. Не восстановят нервы, потраченные на защиту себя, не способного даже нанять адвоката, в суде. Не вернут пролитые слезы от осознания несправедливости жизни. Не вернут чувство собственного достоинства, погасшего после того унижения, что Хенсын пережил за это время. И никто не будет волноваться, что у Хеснына было сломано ребро, до сих пор ноющее, если ночью он не так ляжет или повернется. Они не восстановят его потерянный магазин и работу. То, что он бывший заключенный, хоть и невиновный, будет преследовать его всю жизнь. Но никого это волновать не будет. Как и то, на что теперь ему жить, есть и как чувствовать себя, выйдя на волю. Их торопливость и нежелание разобраться привело к ужасным последствиям. Они все отняли у него. До последней капли. А теперь они отнимают у него последнее, ради чего он жил. Но что? И Хенсын решил, что это месть Чунхену. Он может не успеть, ведь его выпускают лишь на питание и в душевую.

Начальник Ким сказал, что это ради его же блага, ради того, как понял Хенсын, чтобы Чунхен больше не навредил ему, раз он невиновен. Незачем ему и дальше вести жизнь опущенного. И так уже настрадался. Однако начальник не мог понять, что Хенсыну уже все равно, его гложет желание отомстить Чунхену, так он думал. Почему-то мысли о скорейшей мести Чунхену заволокли сознание Хенсына, который, в принципе, мог бы этого и не делать. Переждал бы денек и со спокойной душой свалил из этого ненавистного места, сжигая все мосты, так сказать. Но Хенсыну захотелось эти мосты подорвать. Он хотел, чтобы Чунхен хоть разок почувствовал ту боль, которую на себе испытал Хенсын, переживая его издевательства и грубости. И он принял решение мстить. Только нужно выйти отсюда поскорее. В следующий раз его выпустят на ужин, т.к. весь обед он провалялся в размышлениях и построении планов. Все сложилось так, что единственной возможностью стало сразу после ужина нагрянуть в душевую и схорониться там до того момента, как туда придет Чунхен. А Хенсын знал, что тот появится. Он всегда туда приходит по вечерам…

***

Если утро Хенсына было наполнено решимостью и уверенностью в своих силах, перемежающихся со странным возбуждением от скорой встречи с Чунхеном, то утро того же дня Есоба отдавало чем-то паленым. Будто где-то что-то горело, а никто не успевал потушить. Даже обычно спокойный Дуджун как-то нервно поглядывал в сторону Есоба. Это смущало и заставляло Есоба всякий раз отводить взгляд, делая вид, что он занят одеванием или заправляет постель, или ещё что-нибудь, отвлекающее его от притяжения лидера.

После завтрака началась обычная процедура раздачи передачек и писем. Есоб же по обыкновению отвернулся лицом к стене, зная, что ему-то точно ничего не прислали. Его родители бедны и на даже самые скромные вещи едва хватает денег. Ну, а писем ему не присылали, видимо потому, что сказать нечего было. Есоб понимал своих родителей. Поэтому лишь поудобнее устроился на кровати, делая вид, что дремлет. Шла перекличка, и все по очереди получали свои посылки.

— Ян Есоб! – громко объявил охранник, отчего у Есоба на сердце похолодело.

— Да ладно вам, в натуре что-то прислали? — смеялся один из зэков, подмигивая остальным, — У нашего петушка появились спонсоры?

— Заткнись, Тхэсон! – скомандовал ему Дуджун.

— Ну, правда! У него ж раньше ничего не приходило, интересно, что же это? – и Тхэсон схватил от Дуджуна по лицу.

От звука пощечины Есоб вздрогнул, но не торопился подниматься. У него от страха онемело все тело, не давая даже думать, не то что двигаться.

— Ян Есоб! Давай быстрее, мы тебя ждать должны?! – прикрикнул охранник через окошко в двери.

И Есоб, еле-еле переставляя рук и ноги, медленно оторвал голову от подушки и сел на кровати. Так же медленно, почти тупо он поднялся на ноги и тяжелыми шагами направился к раздраженному охраннику, размахивающему небольшим конвертиком. Дрожащими руками взяв его, Есоб уставился на лицевую сторону, читая стандартные строки, написанные рукой его матери: адрес, индекс и имя получателя. Неспеша развернувшись, под пристальными взглядами сокамерников, Есоб не глядя перед собой, а лишь уставившись на конверт, вернулся к своей кровати и тихонько на нее опустился. Он так и продолжал смотреть на письмо, пока Дуджун не выдержал:

— Читать не будешь? – глухо спросил он.

— А? Да… — Есоб как будто очнулся, услышав голос лидера.

И он перевернул его, аккуратно открывая запечатанный край. Достав свернутый в несколько раз листок бумаги, Есоб, ещё сильнее дрожащими руками, открыл его и начал вчитываться в короткие строки:

«Здравствуй, Есоб…

У папы все хорошо, он продолжает работать в нашем кафе, старается занять себя чем-нибудь от рассвета до заката. О тебе говорит мало, ему тяжело очень. Я помогаю ему, чем могу, но ты же знаешь его, приходится делать все немного скрытно…»<\i>

На этом Есоб заставил себя улыбнуться, он знал, как его отец не любит помощь, и как мать старается сделать что-то, пока тот не видит. Что ж, у них все по-старому.

«… Прости, что это первое письмо за 3 месяца и 2 недели, что ты провел далеко от нас. Мне очень тяжело писать тебе. Как ты там? Если честно, новость у нас только лишь одна и она плохая. Мы не смогли. Прости нас, сыночек…»<\i>

Дальше шел размытый след от ручки и слез матери, которая, вероятно, не первый раз переписывая письмо, все равно не удержалась от слез.

Сначала Есоб тупо смотрел на это письмо, и только спустя некоторое время понял, что его ощутимо колотит, а из глаз бегут рекой неконтролируемые слезы. В порыве он поднял глаза и посмотрел на Дуджуна, ища хоть какой-нибудь поддержки. Тот же, в свою очередь, увидев реакцию Есоба, в два шага пересек расстояние от своего места рядом с окном и до кровати Есоба и, не обращая внимания на удивленные взгляды зэков, выхватил из рук Есоба письмо. Быстро пробежавшись глазами по первым строчкам, его взгляд задержался на последних, а потом Есоб увидел доселе невиданную реакцию со стороны Дуджуна. Он медленно поднял голову и посмотрел прямо в глаза Есоба. А во взгляде его читался откровенный ужас. Но он быстро взял себя в руки. Швырнув письмо обратно на кровать Есоба, Дуджун развернулся, позвал охранников и, шепнув им что-то, покинул камеру.

Через 15 минут всех позвали в рабочие кабинеты, а так как Есоб все время занимался лишь уборками, которые ему навязал Ен, к нему это не относилось. С него вчера начальник Ким снял эти обязанности, и новое распределение должно было состояться после обеда. Как же удачно все сложилось. Сейчас Есоб мог лечь в свою кровать и без зазрений совести уснуть, чтобы хоть ненадолго забыть об ужасных утренних новостях.

***

Выбравшись из своей камеры, где он казался в эти так тянущиеся часы себе ещё более заключенным, чем обычно, Хенсын в обход столовой отправился сразу в душевую. Мысль о мести возбуждала его и не давала даже спокойно посидеть хоть с минуту, не то чтобы чувствовать себя в своей тарелке. Ему нужно было найти Чунхена. Услышав вчера о своем скором освобождении, Хенсын не знал, что будет делать. Сердце щемило, в голове было пусто. Но сегодня он был полон решимости. И Хенсын, сам не до конца понимая своего истинного мотива, пошел искать Чунхена, повторяя для уверенности мысленно лишь одно слово – «месть».

Только в одно место Чунхен ходил без сопровождения своих телохранителей, следующих за ним повсеместно. Душевая. Только в душевой Хенсын мог выпустить пар и в последний раз отомстить за издевательства этого ублюдка. Все кончится именно там. Либо он убьет Чунхена и тем самым оправдает свое присутствие в этом коллекторе бесчеловечности, либо Чунхен добьет Хенсына, и тот сможет спокойно уйти, больше не испытывая на себе все те новые издевательства, которые Чунхен каждый день испытывал на своей, как он говорил, куколке. Почему-то для него мысль о скорой смерти от рук Чунхена была роднее мысли об освобождении и жизни на воле. Но все-таки он желал мести и прежде чем покинуть тюрьму, если это случится, должен отыграться на местном авторитете, безнаказанно издевающемся над Хенсыном.

Уже час он сидел в засаде, поджидая своего мучителя, который никогда не пропускал вечерний душ, заботясь о своей чистоплотности. «Чистюля хуев, — думал Хенсын, нервно теребя номер на груди рубашки, в которой он ходил, — сейчас посмотрим, кто кого. Ты мне за все заплатишь». Такие мысли были для него чем-то новым, ведь раньше он не представлял, какова будет его месть, это пришло внезапно. Но приятное тепло от предвкушения заставляло его открывать свои потайные, сокрытые в глубине сердца черты характера. Он тоже может быть жестоким, грубым, властным. Он покажет Чунхену, что значит оказаться на чьем-то месте.

Вдруг ход его мыслей нарушил гулкий шум шагов по кафелю душевой. Один плюс, раз его все боялись, значит, никто не станет мешать их разборкам. Со своего положения Хенсын видел, как Чунхен подошел к длинной скамье и бросил на нее своё полотенце и другие вещи.

— Как дела? – вкрадчиво произнес Хенсын, выходя из-за своего убежища, которым служила корзина с грязным бельем.

— Хенсын?.. – Чунхен немного растерялся.

— Да, это я, тебе ли не знать, — Хенсын подошел чуть ближе.

— Тебя же должны были… — но он вовремя взял себя в руки, — Какого ты здесь забыл? Нарываешься? – Чунхен постепенно начал закипать от злости.

— А мне до фени, я больше не собираюсь терпеть твои издевательства, – пожал плечами Хенсын, стараясь сохранить уверенность в голосе, которая порывалась улетучиться, стоило только увидеть дикий огонек в глазах Чунхена. Хенсын не хотел затягивать, иначе весь настрой пропадет, поэтому сделал ещё пару шагов навстречу.

— Повтори, что ты сказал, милый, — нежно произнес Чунхен, закатывая рукава на своей рубашке.

— Думал, все так и будут тебе беспрекословно подчиняться? Ну уж нет, дудки, пора и тебе разделить с нами эту долю, — скомкав последние слова, Хенсын налетел на Чунхена, но промахнулся, получив удар с колена в поддых. Но он больше не замечал боли, ненависть к мучителю заставила его забыть обо всем. Вскипевшие в нем чувства оттеснили рассудительность и беспокойство за собственную жизнь, оставив место лишь слепой ярости.

Поэтому не медля, Хенсын отправил в Чунхена хук в челюсть, заставив того отойти на пару шагов назад и добившись недолгой передышки и для себя. Отшатнувшись, Чунхен проверил, не сломал ли чего ему Хенсын, и, разминая руку для нового удара, спокойно произнес:

— Ну, сука, если ты ещё не понял, где твое место, то я покажу тебе его прямо сейчас и прямо здесь, — и он на полном ходу врезал Хенсыну, другой рукой хватая за волосы, видимо, пытаясь ударить лицом об колено. Но Хенсын, сориентировавшись раньше, плечом оттеснил Чунхена к стене, и с силой ударил его об нее, попутно хватая за руку.

— Да кто ты такой, чтобы постоянно издеваться надо мной?! – он вывернул правую руку Чунхена и оказался у него за спиной, заламывая ее назад. Но Чунхен развернулся в обратную сторону, оказываясь боком к Хенсыну и левой, свободной рукой хватая того за рубашку, перекинул Хенсына через плечо, и приземлил его на пол. Боль от удара об кафельный пол растеклась по всему телу, но Хенсыну было не до этого. Поспешно поднявшись, он глазами нашел отошедшего в сторону Чунхена, который снял рубашку, оставшись лишь в тюремных трениках.

— Ну, что? Продолжим? – как бы между прочим поинтересовался Чунхен, принимая боевую стойку и подзывая пальцами Хенсына.

Хенсын же издал яростный клич и на бегу врезался головой в Чунхена, оттесняя того к стене, но был перехвачен и за волосы отправлен в сторону на пол. Хенсын слегка простонал и остался сидеть, на что Чунхен презрительно хмыкнул и, развернувшись, пошел прочь.

— Надоел! С тобой драться совершенно не интересно. Ты создан, чтобы быть петухом, — кинул через плечо Чунхен, направляясь к своим вещам на скамье.

Но вдруг Хенсын окликнул его:

— Нет, куда это ты собрался? – развернувшись, Чунхен сглотнул, увидев, что, как и он сам, Хенсын остался в одних штанах. И они оба сильно вспотели, пока дрались.

— Шутишь? Хочешь продолжения? – наигранно удивился Чунхен.

— Да, и я докажу, что опущенные тоже люди, нечего издеваться над нами! Нечего издеваться надо мной! – Хенсын кричал от злости и ненависти.

— Опущенные – не люди, это твари, что подставляют жопу авторитетам, желая жить лучше. Ты знаешь таких, сам видел Ёна, — жестко, но не повышая тон, ответил Чунхен.

— Значит, я подставлялся? Кому?! Тебе?! – на лице Чунхена отразились смешанные чувства, он колебался, а Хенсын продолжил кричать, — Что-то я не припомню такого!

Чунхен отвернулся от Хенсына, а потом бросил лишь один взгляд, принимая какое-то решение. После чего он быстрыми шагами стал приближаться к Хенсыну, а потом нанес новый удар.

Схватка их продолжалась и продолжалась. С переменным успехом оба парня пострадали достаточно. Струйка крови из уголка губ Хенсына, рассеченная бровь Чунхена, не говоря уже об огромном количестве синяков и кровоподтеков по всему телу каждого. Они катались по полу, били друг друга, и в один момент, когда Хенсын оказался сверху, на Чунхене, близость его поразила Хенсына как молнией… Лицо, глаза, губы Чунхена… И Хенсын не сдержался. Он просто вместо удара поцеловал Чунхена. Так неистово он никогда ещё не хотел никого, это желание проснулось в нем так внезапно, что он не успел проконтролировать себя, не успел утонуть в ненужных мыслях и отговорках, он просто сделал это.

Чунхен резко отодвинул его от себя, смотря на Хенсына ошарашенным взглядом, а у того в глазах встали слезы, лицо же слегка покраснело. Хенсыну стало стыдно за свой необдуманный поступок, он мстить сюда пришел, а сам в каком-то необъяснимом порыве поцеловал объект этой самой мести. Как влюбленный мальчишка… влюбленный?! О, нет! Не может быть!

Хенсын сам не знал, когда влюбился, но что это сейчас оказалось так – знал твердо. Причем осознание этого чувство пришло вместе с пониманием, что напускной ненавистью он прикрывал эти самые чувства. Да и искал Чунхена лишь из-за страха потери. Боже, он боялся потерять парня, который ни разу не дал ему тепла или повода полюбить его. Только издевался и однажды вообще чуть не убил. Но это стало так неважно. И сейчас, смотря сверху вниз на Чунхена, Хенсын лишь тихо произнес:

— Прошу…

Услышав эту фразу, Чунхен притянул его к себе, страстно целуя губы парня, который так долго сводил его с ума, заставляя бросаться из огня да в полымя. Чунхен ещё никогда не целовал так Хенсына… Не нежно, наоборот, настолько страстно, что будто выплескивал на него настоящие эмоции. Этот безудержный, откровенный поцелуй давали знать Хенсыну гораздо больше, чем могли рассказать слова Чунхена. Но он никогда не скажет ему такого, а Хенсыну этого и не нужно, сейчас он все знает наверняка. Не нужно признаний.

Чунхен запустил руки в волосы Хенсына, прижимая к себе так близко, чтобы поцелуй был максимально глубоким. Хенсын же с готовностью открыл рот навстречу языку Чунхена, обхватывая руками его лицо. Чунхен жадно покусывал губы Хенсына, проводил языком по губам и вновь углублялся, сводя Хенсына с ума. Сам Чунхен, давно уже находящийся на грани, решил сдаться. Хватит делать из себя бесчувственную сволочь, нужно хотя бы сегодня показать, насколько важен ему Хенсын.

В один момент он перевернул Хенсына на лопатки, вжимая в пол и стараясь сократить расстояние между ними до минимума. Чунхен хотел Хенсына, а Хенсын хотел его. Руки Чунхена плавно поглаживали так удачно обнаженное тело Хенсына, задерживаясь на груди и боках. Все это время они целовались, ни на секунду не отрываясь друг от друга, задыхаясь, но все равно не желая потерять близость другого.

Хенсын руками заскользил по такому же обнаженному торсу Чунхена, заставляя того шумно выдохнуть и схватить Хенсына за руки, заводя их ему за голову. И снова продолжить целовать Хенсына.

Когда воздуха стало совсем мало, Чунхен ненадолго оторвался от Хенсына, наблюдая его припухшие губы и потемневший от возбуждения взгляд. Они смотрели друг на друга, и каждый видел в зеркале глаз другого лишь свое отражение. Отпустив руки Хенсына, Чунхен перешел с поцелуями на его шею и плечи, заставляя того прогибаться и тихонько стонать. Сегодня это было можно. Сегодня ни Чунхен, ни кто-либо другой не запретит ему ничего. Сегодня, если Хенсын хочет, он будет хотеть Чунхена. И как же прекрасно то, что Чунхен тоже хочет его и… что-то большее, чем просто желание разливается по его венам и от этого чувства чаще стучит сердце. Хенсын это чувствует.

Рука Чунхена опустилась на штаны Хенсына. Он, сидя перед Хенсыном на корточках, поспешно вытягивал его ремень и снимал брюки, оставляя того полностью раздетым и оглядывая с какой-то блуждающей улыбкой. После чего Хенсын не выдержал и, резко сев, потянул за ремень Чунхена, показывая, насколько сильно он хочет того, что сейчас должно, нет, просто обязано произойти! Чунхен без слов позволил ему расстегнуть ремень, но уложил обратно на пол, когда тот попытался пойти дальше, после чего сам быстро избавился от лишней одежды. Чунхен сразу вернулся к возбужденному донельзя Хенсыну, устраиваясь у него между ног, а рукой нежно проводя по его члену.

— Чунхен… — протянул Хенсын, но тут же что-то в памяти заставило его прикрыть руками рот и немного испуганно покоситься на обладателя запрещенного когда-то имени.

— Сегодня ты можешь стонать его, детка, — прошептал Чунхен, нежно целуя тыльную сторону ладони Хенсына и продолжая поглаживать его член.

Когда же Хенсын положил свои руки обратно на плечи Чунхена, притягивая его ближе, они снова поцеловались, сплетаясь горячими языками. Внезапно Хенсын почувствовал проникновение пальцев Чунхена, как и в первый раз, с дикой болью, из-за которой он выгнулся и закатил глаза, стараясь справиться с этими неприятными ощущениями. Спустя несколько движений Чунхена, в глазах Хенсына потемнело от наслаждения. Он и не думал, что это может вдруг стать так приятно. Ещё пара движений и Хенсын даже не заметил, как пальцы сменились на горячий член Чунхена, настолько легко он вошел в него, продолжая доставлять лишь удовольствие, так не похожее на их первый раз. Войдя в Хенсына, Чунхен ненадолго остановился.

Почувствовав, как Хенсын под ним немного расслабился, стал двигать бедрами и прогибаться, Чунхен начал двигаться. Хенсын обхватил Чунхена ногами, подвигаясь ближе и впуская глубже. Он находился в эйфории от того, что был настолько близок к Чунхену. Жаль, что еще ближе уже невозможно. Чунхен, сразу сильно вбиваясь в Хенсына, заставлял того стонать его имя: «Чунхен, Чунхен… Чунхен…» Да, вот так оно должно звучать.

Они безудержно целовались, покусывая друг другу губы. Хенсын царапал и сжимал спину Чунхена. Чунхен же все неистовей вбивался в Хенсына, а тот, в свою очередь, все громче кричал от наслаждения. Казалось, Чунхен пытается сделать Хенсына ближе к себе, ведь чуть позже ему придется навсегда отпустить его. Он хотел показать, как сильно… да, любит его. На самом деле он любит его, но никогда об этом не скажет. А Хенсын же старался сказать своим поведением, что он понимает, что ему не нужны признания Чунхена, что все и так хорошо. Очень хорошо. И именно сейчас Хенсын понял, что не сможет оставить этого жестокого, заносчивого и грубого парня, он должен что-то сделать. И если он уйдет завтра, чуть позже обязательно вернется. Только понять, как…

Внезапно Хенсын почувствовал такой прилив эмоций и ощущений, что стало ясно – он сейчас кончит. И, Чунхен, словно прочитав его мысли, обхватил член Хенсына руками, сильно сжимая его. В то же мгновение Хенсын с именем любовника на губах кончил. Тут же за ним последовал и Чунхен, падая на пол рядом с Хенсыном.

***

После вечерней работы Есоба вели под конвоем обратно в камеру. Они шли в обход по длинному коридору с большими окнами, через которые были видны деревья, покрытые желто-красными листьям. Отлично, он умрет осенью, так и не дожив до своего 22 дня рождения.

Навстречу из-за поворота появился Дуджун. Естественно без конвоя и естественно проходил мимо, будто и не знал Есоба в принципе.

— Дуджун… — Есоб внезапно окликнул его, когда они, поравнявшись ненадолго, стали расходиться. Есоб опять не сдержался. Но он ничего не ждал от лидера. Это был крик утопающего проплывающему мимо кораблю. Однако Дуджун все же остановился.

— Да?

— Зачем ты так со мной? Что я тебе сделал? – тихим, но твердым голосом задал мучающие его вопросы Есоб.

Повисло молчание. Есоб не видел лица лидера и не мог сказать, о чем тот думает и думает ли вообще. Охрана делала вид, что ничего не замечает. Это все влияние Дуджуна. Когда Есоб уже отчаялся получить ответ и готовился услышать удаляющиеся шаги, Дуджун заговорил:

— Знаешь, Есоб… Не думаю, что тебе стоит это знать. Тем более, когда ты на грани. Не делай себе этим хуже.

— Но я должен знать! – воскликнул Есоб, поворачиваясь к Дуджуну, — Я должен хотя бы сейчас понять, почему меня опустили, почему это был ты, человек, которого не касаются тюремные правила и который живет тут как у себя дома! И, самое главное, почему… в ту ночь ты был так нежен… — последнее предложение Есоб договорил так тихо, что это едва можно было расслышать.

— У меня тоже есть вопросы, Есоб, но для нашего общего спокойствия их задавать не стоит, — и он ушел, оставив Есоба одного. В который раз.

Глава 6:

Уже прошла неделя с разговора с начальником Кимом. Следствие почему-то тормозилось. Вот только это несказанно радовало Хенсына, который мог насладиться этим временем рядом с Чунхеном. Как и раньше Чунхен не особо показывал свои чувства, как и раньше старался держаться надменно и сухо, но это когда они были на публике. Когда же они оказывались наедине, ничто не мешало им любить друг друга. Хенсына устраивало и такое положение. Лучше так, чем никак вообще или продолжать выносить те издевательства Чунхена, которыми он закрывал свои чувства. Чунхен так и не объяснил, почему вел себя именно так, но Хенсын, немного подумав, решил, что ему все равно. Главное, что ужасы прекратились. Главное, что у них с Чунхеном, наконец, все по своим местам.

— Я сказал, НЕТ! – с силой вбивая в стену Хенсына, заорал Чунхен, — Нет! Нет! Нет!

И, развернувшись на каблуках, он ушел, оставив Хенсына в полном смятении. А все из-за того, что Хенсын поделился с ним своими планами, рассказал, что хочет вернуться к нему. Нет, признаний не было, но парень все же осмелился сказать Чунхену, что готов любым способом остаться рядом с ним.

«Я не могу с ним расстаться… Что же мне делать теперь?» И безумная идея посетила голову Хенсына. В тюрьму просто так не сажают, нужно совершить преступление. А что сделать, чтобы сесть пожизненно? Убить. Хенсын содрогнулся от таких мыслей, но притяжение Чунхена было сильнее. Он готов это сделать, только бы остаться рядом с этим грубым и жестоким парнем. Как угодно, что угодно, но ради него Хенсын может все. Теперь он это знает. Раз Чунхен не может уйти отсюда, Хенсын вернется к нему. И пусть это будет даже убийство, тогда он разделит с Чунхеном и душевные муки, которые влечет за собой подобное преступление.

Одного Хенсын понять не мог. Почему же Чунхен так отрицает подобную возможность? Неужели беспокоится? А, может, не хочет видеть его рядом с собой и все это игра? И их откровенный секс в душевой тоже игра? Нет, тот поцелуй не мог лгать. Хенсын никогда не забудет его. Он как ничто раскрыл Хенсыну глаза на правду. Что бы ни говорил Чунхен, Хенсын уверен – между ними есть судьбоносная нить. И даже если он уйдет завтра, она приведет его к Чунхену обратно, рано или поздно. Так зачем же ждать? Зачем мучиться вдалеке друг от друга, если можно ускорить воссоединение? Он так и поступит. Ничто не остановит Хенсына.

***

— Начальник Ким! Посмотрите, пришло распоряжение по поводу смертной казни, — один из охранников вбежал в кабинет Ким Мин Чжуна, размахивая листком бумаги.

— И кто это? – нервно поежившись, уточнил начальник Ким, хотя был уверен в ответе.

— Ян… Есоб… — опуская голову вниз, ответил мужчина в форме.

— Значит, не уберегли… эх… и когда?

— Завтра утром…

***

Всю эту неделю Есоб бы как на иголках: плохо спал, плохо ел, да и вообще все было плохо. Хенсын отправился в отдельную камеру и проводил все время с Чунхеном. Мало того, его должны со дня на день освободить. Это настоящая радость, так Есоб думал, потому никак не мог понять, почему же тогда Хенсын такой хмурый и вечно погруженный в какие-то раздумья. Пока Хенсын не рассказал ему о чувствах к Чунхену и плану, который тот пытался продумать. Для Есоба конечно это стало шоком, да и новой болью, ведь Дуджун его, наоборот, подчеркнуто не замечал. Даже насиловать перестал. В камере почти не появлялся. Это было очень больно. Тем более, каждый день мог стать последним. От этого становилось ещё страшнее, ведь он так и не узнал правды, да и не смог понять, какие вопросы к нему мог иметь Дуджун.

В воздухе сегодня над ним висело что-то мешающее оставаться спокойным, что-то, что подсказывало близкий конец. Вот уже час он мерил свою камеру шагами и не знал, как успокоиться. Есоб оглядел камеру, в которой мирно спали его сокамерники, но взгляд остановился на кровати лидера. Дуджуна в ней не было. После их разговора он так и не вернулся. Его любимый мучитель сейчас где-то наслаждался жизнью, пока Есоб сходит с ума от неопределенности и нервозности. Опять издевается! Воспоминания унеслись к тому дню, так перевернувшему жизнь Есоба. Дню, когда он первый раз встретил Дуджуна. А потом и к первому сексу, обходя вниманием воспоминания об опущении и других издевательствах лидера. Незачем вспоминать плохое. Хотя Есоб задумался, было ли вообще что-то плохое. Ведь не сделай Дуджун его опущенным, у них никогда бы не случилось то, что так бережно хранил в сердце Есоб. И он понял, что должен делать. Будто луч солнца пробился сквозь черные сгустки тяжелой неопределенности над его головой. От внезапно поразившей его мысли Есоб остановился посреди комнаты. Нужно найти Дуджуна, нужно задать ему свои вопросы и узнать, что так волнует него! Есоб не может так умереть. Нужно расставить точки над «i». Но оставалось одно «но»… Ведь, возможно, Дуджун только использовал его в личных целях, как «петуха» для развлекушки. Ничего большего. Возможно, Есоб обманулся, и ничего хорошего со стороны Дуджуна не было. Может быть, что это все обычное поведение Дуджуна. А он, Есоб, сейчас хотел найти его для утешения и успокоения. Немыслимо. Но парень решил попробовать. Тем более, поведение Дуджуна было весьма странным для абсолютно равнодушного человека.

То, что нужно его искать, Есоб уже решил. Дело оставалось за малым – выйти из камеры и понять, куда идти. Если второе в принципе не вызывало проблем, Есоб был уверен, что Дуджун в камере, где состоялся их первый раз. Он сам не понимал до конца, почему он может быть там, но если это действительно так, многие догадки Есоба верны. А вот с первым нужно что-то придумать. Охрана его просто так не выпустит. Медленно подойдя к двери Есоб уж было потерял решимость. Но внезапно она открылась, впуская внутрь того самого Тхэсона, вернувшегося из душевой. Пора притворить свой план в действие.

— Тхэсон, прошу, помоги мне! – не подходя близко, помня, что он все еще опущенный, взмолился Есоб.

— Что за?.. – раздраженно уставился на него парень, способный оказаться для Есоба спасительной палочкой. Только бы согласился!

— Тхэсон, молю тебя, помоги мне выйти из камеры. Я должен найти Дуджуна! – задыхаясь, говорил Есоб, стараясь подобрать слова, помогшие бы ему уговорить сокамерника.

— Зачем тебе это? – сложив руки на груди, Тхэсон усмехнулся.

— Ты же знаешь, что я смертник. Я чувствую, что это уже скоро. Прошу, не спрашивай! – Есоб упал на колени, а с лица Тхэсона сползла ухмылка. Верно, он слышал о Есобе. И все правда скоро кончится. В последний раз, Тхэсону вдруг захотелось сделать что-то для Есоба.

И минуту спустя Тхэсон уже с силой колотил в дверь, вызывая охранников, так сильно, что перебудил всех сокамерников. Когда тюремщики прибежали, он, невнятно что-то им объясняя, тыкал на кровать Есоба, на которой кто-то лежал, с головой укрывшись одеялом. Охрана прошла в камеру, и тут же из-за двери выбежал Есоб, захлопывая ее на ходу и крича Тхэсону через плечо «Спасибо».

Он должен был бежать очень быстро, чтобы его не поймали. Но это не помешало Есобу по пути в камеру, где должен был быть Дуджун, два раза упасть, давая опомнившимся охранникам шанс догнать его. Есоб и сам не знал, где взял силы протолкнуться мимо выбежавших ему на крики преследователей других тюремщиков. Он с легкостью ушел от расставленного капкана. Хорошо до камеры оставалось недолго. А вот и она! Но его преследователи бежали по пятам за ним, почти не оставляя шанса, что Есоб успеет добежать и позвать Дуджуна.

Схватившись за ручку двери, Есоб принялся бешено колотить в дверь, выкрикивая имя лидера.

— Дуджун!.. — на 5 раз дверь открылась, а на Есоба смотрел ошарашенный лидер.

— Что ты здесь дела… — Дуджун не успел договорить, потому что подбежали охранники и схватили Есоба, заламывая ему за спину руки.

— Дуджун, пожалуйста, мне надо поговорить с тобой! – кричал Есоб, вырываясь из их цепких рук. Он пытался оттолкнуть их, а Дуджун молча наблюдал за потасовкой. На лице лидера отразилась вся та борьба с самим собой, которая все это время преследовала. И он сдался.

— Отпустите его! – приказал Дуджун. Охрана колебалась. – Я сказал отпустить его! – на этот раз его все-таки послушали.

Высвободившись, Есоб, чтобы лидер не передумал, решительно вошел в комнату. Оказавшись внутри, на него нахлынули воспоминания, от которых на глаза выступили слезы, покатившиеся по щекам и падающие на пол. Сейчас столько же времени, что и тогда, но ситуация совершенно другая. Кровать, что стояла посередине, казалось, с прошлого раза больше не использовалась. Неужели Дуджун? Затворив дверь, лидер обошел Есоба и посмотрел ему в лицо. Опять никаких эмоций. Не спрашивая естественно о причинах слез Есоба, Дуджун прошел внутрь камеры и остановился у окна. В маленькой комнатке повисло неловкое молчание, которое заставило в душе удивиться обоих, потому что никогда ещё не было между ними такого положения. Всегда либо крики, либо драки, либо стоны, но и последние не всегда от удовольствия. Есоб первый нарушил тишину, но лишь глухим звуком обуви по полу. Подойдя ближе к удивленному Дуджуну, он просто прижался к нему, тихо выдыхая: «Дуджун…».

— Есоб, что… — попытался отодвинуть его от себя Дуджун, но Есоб только сильнее вцепился в лидера.

— Прошу, всего один раз... позволь мне сделать то, что я хочу... решить за себя... прошу... мне... страшно... — шептал Есоб, уткнувшись носом в плечо Дуджуна.

Лидер, опомнившись, просто грубо заключил парня в объятия, выпуская наружу все волнение, скопившееся в нем самом. То, что преследовало его всю эту неделю. С момента как он узнал о приговоре Есоба и до момента, когда они встретились в коридоре, и Дуджун попытался отказаться от Есоба. А ведь Дуджун мог поинтересоваться и раньше, тогда у него было бы время все исправить, но не сейчас. Время бы не ушло, будь в Дуджуне хоть капля той смелости, которая нашлась в Есобе. Кто же мог подумать, что этот парень пойдет на такое? Его явление сюда было настоящим сюрпризом. Приятным или нет, он не знал. Быстро, словно боясь, что не хватит времени, он притянул к себе Есоба и стал целовать его лицо, глаза, шею. Сантиметр за сантиметром Дуджун покрывал тело Есоба мелкими, но полными страсти поцелуями. Сбивая дыхание, почти до потери сознания он целовал его губы, вторгаясь в рот горячим языком, чтобы запомнить вкус столь любимого парня. Пуговицы затрещали и оторвались, когда парень с грубой страстью начал снимать с Есоба такую ненужную сейчас одежду.

Подхватив его и продолжая целовать, Дуджун положил Есоба на кровать, которую запрещал с того раза использовать другим заключенным, а сам, изнывая от желания приходил сюда и прикладывался к тем самым простыням, еще хранящим запах их первого секса. Есоб тогда напугал лидера своей реакцией, но привычка скрывать эмоции помогла Дуджуну не подать вида. Для него шоком оказалось внезапная податливость Есоба, который должен был ненавидеть Дуджуна, а сам лишь сильнее прогибался под ним, и мало того, поцеловал. А в следующий раз, увидев мокрого от уборки Есоба, Дуджун не сдержался, так он хотел его с тех самых пор. Он не сдержался и тогда, в камере. Да, нет. Он бы еще в столовой поимел бы его, будь у него чуть больше времени. Но его положение не могло принести пользы этому парню, поэтому Дуджун старался не замечать его, каждый раз раня этим его сердце. Но даже это не помогло, Ён все равно попытался сделать гадость. Но благодаря этому Дуджун понял, что чувствует к Есобу, когда тот заговорил о невозможности любви между ними. Так сильно он никогда не переживал, хотя сначала пытался держать себя в руках. Все, что он смог сделать для Есоба – позвать начальника Кима и прекратить мучения парня, а самому вернуться в эту камеру и очень долго думать.

Дуджун разорвал поцелуй и тихо прошептал:

— Прости меня, Есоб… — лидер уткнулся лбом в плечо Есоба.

— З-за что? – удивленный парень открыл до этого закрытые от наслаждения их единением глаза.

— За то, что опустил тебя, за то, что изнасиловал и не раз. За то свидание тоже прости. За все. И… за то, что не смог спасти тебя, — Есоб почувствовал, как его плечо окропили горячие слезы Дуджуна.

— Спасти меня? – тупо повторил Есоб. Лидер пытался спасти его? Но… почему?

— Да, о твоем положении я узнал еще месяц назад, но ничего не вышло. Мой отец никогда не помогал мне. А эта тюрьма… лишь предлог избавиться от сына.

— Значит, разборок никаких нет? – шокировано спросил Есоб, забывая, что он, по идее, ничего знать не должен.

— Откуда… — Дуджун поднял на Есоба взгляд, а на лице его остались дорожки от слез.

— Случайно вышло так…— Есоб принялся оправдываться, но лидер снова его поцеловал, оставляя лишь пустоту в голове и желание подчиниться его силе.

Дуджун, найдя руку Есоба, взял его ладонь в свою, крепко сжимая и делая больно.

— Отпусти, пож… — Есоб резко отпрянул от губ лидера и покосился в сторону ноющей руки.

— Не могу и не хочу! Я не хочу тебя отпускать! – лидер из спокойного и рассудительного человека превратился в человека явно страдающего. Это давало Есобу надежду. Все поведение Дуджуна помогало надеяться на ответные чувства. Но может ли быть это на самом деле? Есоб был до сих пор не уверен. Слишком болезненным оказалось прошлое заблуждение.

— Ты… — Есоб решил воспользоваться возможностью задать свой самый важный вопрос, — Почему ты…

— …был нежен тогда? Ты это хотел знать? – Дуджун договорил за него, — Разве тебе не ясно?

— Я хочу получить полный ответ, — Есоб испытывающе посмотрел в глаза лидера и ответ пришел ему сам.

— Я те… — начал, было, лидер, но Есоб, испугавшись, заткнул Дуджуна новым поцелуем, не давая произнести признание до конца. Услышав его, Есоб не сможет умереть спокойно.

Поцелуй вышел соленым из-за слез, которые текли по щекам уже обоих парней. Очень долго они просто лежали и целовались, не зная, стоит ли пытаться стать сегодня ближе.

Но возбуждение росло, поэтому рук лидера оттянулась к ширинке Есоба, с силой хватая его через джинсы, на что тот отреагировал протяжным стоном и приподнял бедра, желая получить больше прикосновений.

Дуджун оторвался от губ Есоба и опустился ниже, покрывая тело его поцелуями, ласкал грудь и живот. Он не был таким нежным и осторожным как в прошлый раз, поцелуи порой перемежались с покусываниями. Но вдруг…

— Я не могу… — и Дуджун сел рядом с Есобом, пряча лицо в ладони. Боже, как болело его сердце. Ему казалось, что если он продолжит, Есоб растворится под ним. Что своими прикосновениями он только рассеет итак призрачное счастье видеть его рядом. И сейчас, в возможно последний их день вместе, лидер не хотел делать ему даже капельку больно.

Есоб был в шоке. Человек, казавшийся таким сильным и жестким, оказался настолько ранимым и серьезным, когда дело касалось и отношений. Но ему было все равно. Есоб хотел лидера именно сегодня. Будь что будет.

— Дуджун, все хорошо. Просто давай сделаем это… — и твердый взгляд, уверенность в голосе, а также легкое прикосновение губ сделали свое дело. Дуджун сдался ему. В первый и последний раз вышло так, как хотел Есоб. Он сделал это по своему желанию. Никто не заставлял и никто не принуждал. Все до этого было лишь тренировкой для этого серьезного шага – влюбиться и быть любимым. Стать счастливым хотя бы раз в жизни.

Они оба изменились. Дуджун понял, что значит полюбить кого-то всем сердцем. Он понял, каково это – страдать и чувствовать боль там, где прежде никогда не болело. А Есоб… Есоб справился со своими страхами. Он смог научиться стоять за себя и самому принимать решения. Да, это не исправило ситуацию, он все равно смертник. Но хотя бы сможет умереть с чистой совестью. Есоб старался.

Новый поцелуй и новые прикосновения друг к другу. Новые для обоих чувства. Сегодня ночью они вместе и плевать, что их ждет завтра. Рука в руке, занесенные над головой Есоба. Страстные поцелуи и столь же страстные стоны. Огонь в глазах и такой же огонь в сердцах, сливающийся в одно целое. Они не поняли друг друга в тот раз, но сейчас все предельно ясно. Как много времени они потеряли, как много возможностей было упущено.

Руки Дуджуна скользили по телу Есоба слегка неуверенно, словно он ещё не до конца решил, как ему себя вести: быть нежным или страстным. Но решительный сегодня Есоб сам запустил руки под рубашку Дуджуна и прижал к себе сильнее, показывая этим, насколько сильно он хочет его близости. После чего эта самая рубашка одним движением полетела на пол, а за ней и брюки Дуджуна, и их нижнее белье. Дуджун вновь навис над Есобом, продолжая разорванный поцелуй. Но одно мгновение оказался на лопатках, а на него сверху смотрел Есоб, слегка краснея от своей маленькой прихоти. Но сегодня его ночь. Он нежно коснулся губ лидера рукой, провел по щеке и очертил контур носа, после чего кончиками пальцев прошелся по бровям и перебрал волосы Дуджуна, взглядом следуя за своими движениями.

— Сейчас я понимаю, почему все так вышло, и не хочу другой судьбы, — прошептал Есоб, переводя задумчивый взгляд вслед за рукой на плечи Дуджуна, проводя по ключице и легонько касаясь ее губами. — Просто мы встретились не в то время и не в том месте… В следующей жизни все будет лучше, я уверен…

Дуджун с глухим стоном перевернул Есоба обратно на кровать, резким движением хватая за руки и укладывая их по обе стороны головы. Он сжал руки так сильно, что Есоб невольно вскрикнул.

— Не смей! Я говорю, не смей так думать! – Дуджун весь заходился от разрывающей его боли и злости, — Все ещё можно исправить!

И он поцеловал парня, который уже хотел что-то возразить. Только теперь это был страстный, даже болезненный поцелуй. Очень резкий и грубый. Одной рукой Дуджун схватил его член, сжимая и даже не пытаясь быть нежным. Он просто хотел вытрясти из Есоба мысли о смерти. Есть ещё возможность. Если не отец ему помог, то они сбегут. Даже начальник Ким их не остановит. А сейчас нужно взять и сделать Есоба навсегда своим.

Есоб почувствовал, как Дуджун вогнал в него пальцы, нетерпеливо растягивая. Боли он не чувствовал. Не потому, что ее не было, а потому что она была ничтожна по сравнению с болью в сердце, разрывающей Есоба на клочки. Есоб, всеми силами сдерживая слезы, поддавался действиям Дуджуна и вскоре уже и сам Дуджун был в нем. Это был безумный секс. Отчаянный секс. Грубый секс. Но именно таким он должен был быть сегодня. Максимально входя в Есоба, буквально насаживая его на себя, Дуджун выливал на него все свои эмоции: от желания и возбуждения до отчаяния и злости. Сейчас они отдавали дань той судьбе, что так жестоко столкнула их. Ещё и ещё, все глубже и жестче. Дуджун страстно целовал шею Есоба, кусал мочку уха, а Есоб же громко стонал при каждом его движении, пальцами цепляясь за его плечи, ногтями оставляя царапины и выгибаясь навстречу. «Да, Дуджун, да! Ещё!» — то ли вслух, то ли про себя повторял Есоб, уже не разделяя реальность и вымысел. Сейчас был только он и только Дуджун. Больше никого.

Кончили они одновременно. Тяжело дыша, Дуджун со стоном обессилено упал рядом с Есобом, который тут же спрятался в груди лидера, а через несколько минут молчания, Дуджун четко почувствовал, как сотрясаются от рыданий плечи парня.

***

— Ты сам, наверное, не помнишь, что в ночь после опущения во сне разговаривал… сначала просил родителей о прощении, потом пытался говорить с каким-то Кикваном, выясняя причины его к тебе отношения, какой-то подставы, а потом звал меня… я никогда не испытывал такого шока… Дуджун, Дуджун… Это не давало мне уснуть, я лишь молча наблюдал за тобой… Наверное, тогда все и началось…

— Но… какой вопрос ты хотел задать мне? – Есоб взял Дуджуна за руку, крепко обхватывая пальцами. Уже час они лежали в кровати, обнимая друг друга и пытаясь выяснить, что же все-таки было между ними все это время.

— Ты уже ответил на него, когда так отчаянно стучался в дверь и звал меня, — Дуджун поцеловал Есоба в висок.

— Разве? – Есоб поднял на него удивленные глаза.

— Да, твое рвение поговорить со мной красноречивее слов, — Дуджун закрыл глаза и откинулся на подушку, — Есоб… Прости меня…

— Не извиняйся, ты ни в чем не виноват… — и Есоб поудобнее устроился на плече своего когда-то жестокого авторитета.

***

Утром пришли за Есобом.

Мирно спящие парни одновременно очнулись ото сна, когда услышали громкий стук в дверь. Есоб все понял сразу, его затрясло от страха. Настоящего страха, который поглощал его полностью, не давая дышать. Вчера он посмел понадеяться, что все будет хорошо, что они с Дуджуном никогда уже не расстанутся, что все было сном и миражом, но нет. И грохот за дверью тому доказательство.

— Кто? – громко спросил Дуджун, приподнимаясь на одной руке. В ответ молчание и новый стук.

— Я спросил, кажется! – кричал Дуджун, бросая взгляд на застывшего на кровати парня.

В ответ на новый крик лидера в замке послышался звук то ли ключей, то ли отмычки. Лидер накинул рубашку и медленно подошел к двери, бросая на Есоба, который тоже лихорадочно одевался, настороженные взгляды.

— Черт! – Дуджун закатил рукава, когда раздался первый щелчок. Все-таки отмычка.

— Дуджун… — севшим голосом позвал Есоб лидера.

— Не бойся, все будет хорошо. Я не отдам тебя им, — успокаивающе проговорил Дуджун, подходя ближе, кладя руки на плечи и заглядывая прямо в испуганные глаза парня.

— Дуджун, может, не надо? Я готов, а ты переживешь все это. Главное, я теперь знаю, почему было так, а не иначе. Я могу спокойно уме… — и щеку Есоба обожгла сильная пощечина. Второй щелчок.

— Как ты можешь такое говорить?! Если умрем, то вместе. А сейчас нужно бежать, — ярость в глазах Дуджуна пугала Есоба, но он был так заворожен, что верил всем его словам.

— Как скажешь, — и Есоб прижался к такому любимому и теплому Дуджуну. Он может его больше никогда не увидеть, поэтому должен запомнить это ощущение, чтобы перед смертью оно согрело его сердце. Третий щелчок. Оба парня одновременно обернулись, когда дверь камеры распахнулась, впуская вооруженных солдат и начальника Кима.

Мин Чжун не поднимая головы, просительно произнес:

— Дуджун, отпусти его. Я все понимаю, но приказ есть приказ, — Дуджун спрятал Есоба за спину и презрительно оглядел всех тюремщиков, пока начальник продолжал говорить, — Тем более, здесь обвинитель. Нет никакой возможности спасти парня. Отпусти его.

— Нет!!! – Дуджун, резко схватив Есоба за руку, рванул его к выходу. Отбившись от нескольких охранников, он все-таки сумел выбежать в коридор. Но там была засада, которая мгновенно прижала Дуджуна к стенке, отрывая от него Есоба.

— Дуджун! – Есоб вырывался и кричал, протягивая руку Дуджуну в надежде хотя бы пальцами дотянуться до лидера, но проворные тюремщики тут же надели на него наручники. Страх и боль были написаны на его лице, а Дуджун, видя это, ещё больше сопротивлялся, желая спасти парня ото всех страданий.

— Твари! Вы все тут твари! – Дуджун метался, стараясь высвободиться из рук тюремщиков, которым, чтоб сдержать его, понадобилось навалиться и на ноги, — Как можно убивать невиновного?! Отпустите меня!!!

Но его никто не слушал, а Есоба уже уводили по коридору. Из глаз Дуджуна полились непроизвольные слезы от злости и ненависти ко всему, что его окружало: тюремщикам, что держали его сейчас, отцу, просто спихнувшему сына под предлогом защиты, начальнику Киму, сочувствующе глядящему на Дуджуна, этой тюрьме и своему беспомощному положению, хотя он, Дуджун, всегда был сильнейшим, где бы ни находился. Он не может так его потерять! Сердце разрывалось от боли.

— НЕТ!!! И МЕНЯ ЗАБЕРИТЕ! УБЕЙТЕ И МЕНЯ ВМЕСТЕ С НИМ! ЕСОБ!!! – отчаянно кричал Дуджун, прижатый к стенке четырьмя охранниками, и тщетно пытающийся вырваться из их цепких рук, — СУКИ!!! ЗАБЕРИТЕ ТОГДА И МЕНЯ!!!

С третьей попытки он смог освободиться и вырубить троих, но получил по затылку прикладом автомата и рухнул на пол, теряя сознание с тихим стоном: «Нет, Есоб…»

— Заприте его в карцере, иначе проблем не оберешься. Сдурел совсем, видимо. Никогда его таким не видел… — с горечью в голосе произнес начальник Ким и удалился вслед за конвоем с Есобом, которого вели в место, откуда уже нет возврата.

Не было возврата и для Дуджуна, человека, когда-то держащего в страхе и подчинении огромную тюрьму. Человека, который никогда не утруждал себя заботой о других, но так изменившегося ради какого-то опущенного. Он даже просил своего отца о помощи, а это вообще из рук вон выходящий поступок, ведь истинная причина пребывания в тюрьме – желание родителей избавиться от сына, всегда совершающего необдуманные поступки и мешающего их бизнесу. Это был не секрет для Дуджуна. Но и зная это Дуджун попробовал, а в итоге получил лишь короткие гудки в трубке. Начальник Ким всегда на стороне отца, поэтому было бесполезно идти к нему. Мин Чжуна всегда откупали, что бы ни случилось.

Здесь, в этой тюрьме, которая была его домом даже больше, чем родной, Дуджун встретил Есоба. Встретил парня, который смог всем сердцем и вопреки скотскому поведению Дуджуна полюбить его. А теперь он потерял его, потерял единственное светлое пятнышко в своей жизни. Боль настолько сильно захватила Дуджуна, что в ушах встал предсмертный крик Есоба, который он никак не могу слышать, но чувствовал сердцем. «Дуджун, прости меня!» — набатом отдавалось в ушах лидера, который всю ночь пролежал без движения на единственной койке в малюсенькой комнатке. Всю ночь он прокручивал в голове последнюю ночь с Есобом, вспоминал его последние прикосновения, последние слова Есоба… «В следующей жизни все будет лучше, я уверен…» А после в голове всплыли и слова самого Дуджуна: «Если умрем, то вместе».

Никто из тюремщиков в течение ночи не стал проверять Дуджуна. А следующим утром было найдено только его холодное безжизненное тело и дорожки от слез на лице. Душа не вынесла расставания, пожелав соединиться где-то там, откуда нет возврата уже им обоим.

***

Охрана пришла за Хенсыном прямо в ту злополучную столовую, в которой они с Чунхеном в первый раз увидели друг друга, в которой разгневанный Чунхен едва не убил Хенсына. Здесь началась их история, здесь она и закончится.

Тюремщики подошли к столу, где с того самого случая в душевой, Чунхен и Хенсын всегда сидели. Нет, правила все ещё были в силе: они не касались друг друга, да и сидели за сдвинутыми столами так, чтобы казалось, что они не вместе. Но они были вместе. Всегда напротив друг друга, всегда на глазах друг у друга. Чунхен, хоть и выражал крайнюю степень спокойствия, никогда не отпускал Хенсына дальше, чем на несколько метров. Почему же так легко мог отпустить навсегда? Почему в тот день он так остро отреагировал на простое желание Хенсына быть рядом с любимым человеком? Пусть и таким жутким способом…

«Ты невиновен, Хенсын. Тебе здесь не место. И я не смогу вечно защищать тебя от желающих воспользоваться тобой. Пойми это. И, самое главное, лишь ради того, чтобы быть со мной, совершить… подобный поступок… я не позволю…» — лишь раз Чунхен открылся Хенсыну, но для него это были неубедительные доводы. Хенсын был готов терпеть все, что угодно, лишь бы знать, что он всегда сможет поцеловать Чунхена, всегда сможет обнять его. Больше он ничего не желал.

Хенсын растеряно поднял голову, он не ожидал, что они придут сегодня, сейчас, сюда. Это было слишком быстро для них! Конечно, хорошо, что Хенсына оправдали, но он настолько привык быть рядом с Чунхеном, что для него это было неприятной неожиданностью. Ведь Чунхен…

Он посмотрел на Чунхена, но тот лишь сидел, склонив голову, и, не поднимая глаз, ковырялся в тарелке, делая вид, что ничего не слышит и не видит. Он всегда такой. Решил, значит, не будет причинять себе и Хенсыну боль. Решил, что это лучший выход для них обоих, а в особенности для Хенсына. Ну да, конечно!

— На выход, — поторопил Хенсына охранник.

— Да… — Хенсын медленно поднялся и повернулся в сторону выхода из столовой. Сердце сжалось. Если до этого, ещё вчера, Хенсын точно не знал, как ему быть, как пережить разлуку с Чунхеном. То сейчас… он понял, что должен это сделать. Внезапно Хенсын понял сам себя. Он изменился. Изменился благодаря тюрьме, благодаря Чунхену, благодаря Есобу, благодаря… именно «благодаря» и никак иначе. И Хенсын точно исполнит задуманное, даже если просто сможет издалека наблюдать за Чунхеном, даже если вместе им уже не быть. Ничто уже его не остановит.

— Чунхен?.. – он позвал его, не оборачиваясь, — Чунхен… я вернусь к тебе, жди меня… Я вернусь, даже если ты не захочешь меня видеть, даже если я буду не нужен тебе, я вернусь… Быть далеко от тебя гораздо хуже, чем терпеть издевательства и муки опущения. Ради возможности видеть тебя хотя бы издалека, я вернусь… — а за спиной раздался звук упавшей на пол ложки. Хенсын лишь раз обернулся и встретил тревожный взгляд Чунхена, который будто боролся сам с собой, со своими предубеждениями, со своими взглядами на жизнь, со своим отношением к опущенным, со всеми теми вещами из-за которых он столько боли принес Хенсыну.

«Надо же, влюбился в опущенного! Я их лишь призирал, а Хенсына так вообще едва не убил. Но ведь даже сам не понял за что, тогда не понял… И почему же все это? Из-за страха. Банального страха потери. Вот такой, как сейчас. Страха, что если он станет мне дорог, я не смогу отпустить его. В тот первый день я уже влюбился, мне хотелось быть для него хорошим парнем, хотелось стать другом, покровителем, тем самым защитив его от участи, несомненно ему уготовленной», — думал Чунхен, опустив голову на руки. Сейчас или никогда.

Хенсын же тем временем медленно направился в сторону двери вслед за охраной. Внезапно раздался грохот, а спустя мгновение чьи-то сильные руки обхватили Хенсына за талию. За всей этой сценой затаив дыхание наблюдали заключенные в столовой. Никто не двигался, все ждали, что случится дальше. Никто не старался помешать им.

— Хенсын… — выдохнул на ухо Хенсыну Чунхен, крепче прижимая того к себе. К черту принципы, к черту чужое мнение. Плевать, даже если после этого сам Чунхен станет опущенным. Хенсын ему дороже. Этот парень не возненавидел его за ту слабость, которую он прикрывал жестокостью. Нет, наоборот, он полюбил его всем сердцем и не желал уходить, хотя Чунхен пытался уговорить его покинуть это ужасное место. Да, очередной раз врал сам себе, но это всяко лучше, чем принять план, по которому Хенсын должен был совершить ужаснейшее преступление против природы. Чунхен никогда не захочет, чтобы Хенсын испытывал те же муки и видел те же сны, которые видит сам. Но твердость Хенсына поражала, а желание быть рядом поглощало…

Уже не замечая ничего вокруг, Чунхен развернул к себе Хенсына, а потом прижался к его манящим губам. Поцелуй вышел долгим, полным отчаяния, будто это их самый последний в жизни поцелуй. Они не наслаждались друг другом, но пытались оставить себе хоть частичку своего любимого. Хенсын растворился в Чунхене, а Чунхен в Хенсыне. И Хенсын знал, что сделает все, чтобы вернуться. Его уже давно не пугала тюрьма. Его уже давно не волновало, что, возможно, придется убить кого-нибудь, чтоб быть ближе к Чунхену и разделить остаток их жизни. Он вернется туда, куда сначала так не хотел попасть. Он изменился. Они изменились. Для них тоже нет возврата. Хенсын никогда не сможет быть далеко от Чунхена, это его судьба и рок. Они будут вместе. Они оба это знают.

Но всему хорошему приходит конец, и прощальный поцелуй разорвали нетерпеливые охранники, буквально отрывая их друг от друга.

— Жди меня, Чунхен!.. — облизывая губы от слез, кричал парень, которого выносили под руки из зала.

Чунхен лишь молча смотрел ему вслед до того момента, пока дверь за Хенсыном закрылась, а потом обессиленно припал на колени давая возможность боли, разрывающей сердце, поглотить его полностью. Но Хенсын ушел, чтобы вернуться, поэтому Чунхен теперь будет считать дни. Считать до тех пор, пока Хенсын не войдет в эти двери как в первый раз, но уже совсем другим человеком.