Кем мне завтра быть - только мне решать...
Название: Свет далекой звезды
Автор: SimusiK
Фэндом: EXO - K/M
Пэйринг: Лухан/Минсок
Рейтинг: NC-17
Жанры: Слэш (яой), Романтика, Ангст, Фантастика, StarTrek!AU
Предупреждения: OOC
Дисклаймер: не принадлежат, не извлекаю, не претендую
Статус: ЗАКОНЧЕН
Лухан думал, что его наиважнейшая цель - далекие звезды, но оказалось, что самая яркая светила рядом.Глядя в ночное звездное небо, такое темно-синее, почти черное, с россыпью мерцающих точек на нем, Лухан с детства знал, чего хочет больше всего на свете. Знал, что его так привлекает. Точно был уверен, что нигде кроме космоса не сможет найти покой и счастье. Далекие звезды были его магнитом, к которому тянуло с рождения.
Лухан с пяти лет был уверен, что Звездный флот для него. Что именно на космическом корабле воплотятся его мечты и стремления. Рассекая безвоздушное пространство, он, конечно же, будет на своем месте. Он сможет приложить к полетам все свои лучшие качества, а недостающие для этого знания получит во время усиленной учебы и практики, дабы достичь своей цели.
Парень приложил все мыслимые и немыслимые усилия, начиная еще с начальной школы, дабы изучать и восполнять пробелы, если таковые имелись. Дополнительные курсы астрономии и физики, углубленная математика и даже физкультура. Языки, лингвистика и такой сложный фонетический разбор, но во имя единственной цели.
Комната Лухана с каждым днем и месяцем все больше напоминала черную дыру, с ее таким необычным внутренним беспорядком: ни единого кусочка старых обоев, только лишь листовки, постеры и иногда цветные самоклейки с важными датами, шпорами или запоминалками. Все кричало о любви к космосу. Едва только открывали новый мир: галактику, планету, звезду или даже самый захудалый спутник, Лухан бросался на поиски информации, пока не заучивал практически дословно все, что могло касаться объекта исследований.
С потолка свисала подробная модель солнечной системы, а по полкам стояли модели межпланетных космических кораблей. Родители тогда еще мальчика даже не пытались наводить порядок там, куда Лухан не пускал даже друзей, дабы ни один неосторожный вдох или выдох не разрушил его мечту, пусть и понимал, как нелепы его опасения.
Суеверное молчание в период вступительных экзаменов, а затем праздник на всю катушку – первый раз Лухан действительно пил и напился, но были причины, так что даже родители не стали ругать парня, явившегося только под утро с конвоем счастливых друзей, провожавших общего друга в столицу. И у него было право праздновать свою победу, потому что еще один шаг навстречу своей звезде – это очень круто.
Мандраж и внутреннее волнение во время поездки, а затем неописуемый восторг и несдержанные крики счастья прямо на пороге академии. Лухан уже почти добился цели, он уже вот-вот на пороге лучшего времени в своей жизни, он практически един с мечтой, со своей звездой, идеей, преследовавшей его с детства, которую никакие невзгоды, уговоры или предложения не убили и даже не поправили. Сегодня он кадет, а через несколько лет, всего пять, вопреки тем 13, что уже ждал, Лухан поднимется на космический корабль и отправится в черную даль, к звездам.
И встреча с Минсоком в первый же день занятий на церемонии открытия в кадетском корпусе только подтвердила его мысли. Не могло быть, что в идеальном месте для воплощения стремлений просто так оказалось что-то настолько совершенное. Он встретил еще одну свою зависимость там, где пришел наслаждаться другой. Никак не могло быть иначе. Это судьба.
Но если учеба давалась увлеченному Лухану легко, потому что заинтересованный парень, даже не стараясь, хватал каждую деталь и впитывал все как губка, то с Минсоком было сложнее, потому что старший совершенно не желал поддаваться на провокации. Не желал идти на контакт и как-то реагировать на вечно крутящегося возле него Лухана.
Лухан пробовал заводить разговор издалека, пробовал откровенным текстом предлагать дружбу. Он подсаживался к старшему на обедах, болтая о том о сем и всеми силами выпытывая какие-нибудь подробности неважно о чем, но чтобы из уст Минсока. Он ловил его в коридорах, интересуясь мнением старшего по поводу своих небольших открытий или научных работ. Лухан засыпал Минсока вопросами на семинарах, если тот выступал перед залом, проявляя неподдельный интерес ко всему, что касается парня.
Минсок же ничего не говорил, не раздражался на настойчивость, не показывал ничем, что его что-то выводит из себя, но и не стремился отвечать развернуто и углублять знакомство, молча терпя присутствие неугомонного фаната. Проявляя, правда, минимальную вежливость и участие в серьезных вопросах.
А Лухан был его фанатом. Минсок учился на один год дольше и являлся лучшим на своем курсе, ему прочили место капитана корабля (что было достаточно рано, однако вполне оправдано), когда обучение и стажировка будут окончены. На него обращали внимание все преподаватели и профессора, давали доступ к интересным событиям вне кадетского корпуса, позволяли пользоваться многими льготами, недоступными для обычных кадетов. И Лухан поначалу думал, что Минсок отталкивает его из-за самонадеянности и высокомерия, сформировавшегося, возможно, как следствие чрезмерной похвалы окружающих.
Но Минсок не был высокомерным, он на поверку оказался просто тихим и скромным, не болтливым и спокойным. Единственный достаточно долгий и взаимный разговор Лухана со старшим, получившийся на радостях от удачного открытия какой-то непонятной младшему фигни, являвшейся непосредственным профилем Минсока, убедили парня в необоснованности выводов и вернули расположение с новой силой. А так же интерес охотника, выслеживающего и выжидающего свою жертву, потому что для смелого Лухана старший был одержимостью.
Но абсолютная закрытость и равнодушие к его чувствам не давали Лухану ни покоя, ни свободы. Парень искренне верил в свое отношение и желание всегда быть бок о бок со старшим, что превратил стремление быть с ним вместе в навязчивую идею, не страдая, но загоняясь по этому поводу. В какой-то момент он сам же и испугался, что подменил приоритеты. Пытался бороться, но тщетно. Единственное, что у него вышло, - отделить любовь к Минсоку от любви к звездам. Но старший все равно был его космосом. И это причиняло ощутимую боль после каждого воздвигаемого Минсоком препятствия для его чувств.
К внутреннему противостоянию Лухана и Минсока присоединилось еще и внешнее. Будучи лучшим на своем курсе, Лухан так же попал в тот самый список «будущих капитанов кораблей», вроде бы сам того не желая, но составляя конкуренцию старшему. Теперь на него тоже были направлены все взгляды, оценивая и подмечая. Теперь каждая конференция проходила с его участием помимо Минсока. Теперь на каждом углу не в меру догадливые кадеты и даже прочие студенты академии шептались и едва ли не делали ставки.
Минсок воспринимал все с каким-то равнодушным спокойствием, когда как у Лухана в теле все закипало, едва только он слышал новый слух о них или об их положении. Ничего пошлого, наоборот, все было не в меру серьезно. И это бесило, возможно, еще сильнее, потому что для младшего Минсок был примером, а все вокруг только и говорили, что он старается заполучить его место себе. У Лухана, конечно, было миллион честолюбивых идей и еще больше планов для их реализации, но любой вред карьере старшего туда войти не мог. Так уж сложилось, что парень скорее предпочел бы отправиться в полет на одном корабле с Минсоком, под его командованием, даже находя в этом какое-то извращенное удовлетворение. Но никто из окружающих этого понять не мог, а Лухан не торопился объяснять. С какой-то стороны все эти командорские штучки давали ему возможность быть со старшим чаще, чем в недавнем прошлом. Ради такого счастья приходилось терпеть некоторые неудобства.
Минсоку же как будто было все равно. Он разговаривал с Луханом только из необходимости во время конференций и специальных заданий, иногда прося о чем-то, иногда помогая, но никогда не пересекая черту, им самим установленную между ними. Старший видел, какие страдания приносит нетерпеливому Лухану, но не торопился облегчать его участь, потому что в принципе не интересовался отношениями, даже дружескими. Он был принципиальным одиночкой. Ему даже не льстила столь сильная привязанность младшего, ему было объективно все равно.
Однажды, где-то спустя два с половиной года обучения, Лухан не выдержал. Его просто доконала отчужденность старшего, его равнодушие и подчеркнутая отстраненность. И парень пошел в наступление, причем уже не такое назойливое и похожее на кружение пчелы над цветком, в надежде получить с него нектар. Нет-нет, Лухан просто открытым текстом предложил старшему встречаться на глазах у огромной аудитории, находившейся в тот обеденный час в общей кафетерии кадетского корпуса.
Лухан смотрел на старшего прямым и серьезным, таким уверенным взглядом. Он тяжело дышал и томительно ожидал ответа, полагаясь на случай, потому что сил терпеть и намекать больше не было. Его не волновали возможные проблемы с общественностью или с уставом, потому что ни то ни другое не было настолько важно, чтобы остановить его. Ни мнение, ни законы. Да и в правилах ничего по этому поводу написано не было. Он читал.
Минсок же просто встал и ушел, не проронив ни слова.
Мир Лухана в тот день обрушился.
От бессилия парень едва не отказался от новых попыток, на долгое время погрузившись в учебу и проекты, которых с каждым семестром становилось все больше и больше. Лухан перестал замечать окружающих, в особенности старшего, вернулся к первоначальной цели, оставил на своем небе лишь одну звезду и стремился к ней с новой силой, отдававший порой отчаянным трудоголизмом. Все чаще парень замечал на себе озадаченные взгляды профессоров и прочих студентов, дивившихся изменениям в когда-то горевшем юноше. И ведь он и сейчас горел, просто имея только одну звезду, свет был не настолько ярким.
Постепенно оправившийся от обиды Лухан все чаще бросал отчаянные взгляды в сторону всегда занятого и такого прекрасного в пылу обсуждений и полемик Минсока. И тогда парень окончательно понял, что ничего уже не изменить, и сколько бы он не пытался, ему никогда не удержаться далеко от прямо-таки источающего притягательный свет старшего. Это было стопроцентное попадание.
В следующий раз чуть осажденный, но чувствовавший, что времени осталось не так-то много, парень обратился к старшему с аналогичной предыдущей просьбой спустя еще пол года, но уже наедине, дабы не смущать и не раздражать предмет любви. Подловив возле лабораторий, где тот занимала каким-то важным проектом со знаменитым профессором, куратором его научной выпускной работы, Лухан признался. Вопрос был задан тихо и мягко, однако настойчиво и с выражением всех чувств в короткой фразе «Ты мне нравишься».
Ничего не изменилось, разве что с удивленным и чуть нахмуренным взглядом Минсок оглядел всего Лухана с ног до головы и, как показалось парню, выжег из него всю надежду.
С тех пор даже свет звезд не привлекал Лухана как прежде, потому что единственное недосягаемое солнце было так близко и одновременно так далеко. И на этот раз у парня сильно упала успеваемость, возникли проблемы с посещаемостью. И не просто проблемы, а настоящая катастрофа, потому что Лухан просто-напросто забил на учебу, прозябая в клубах и пабах, напиваясь до беспамятства и ночами стеная и крича в подушку от безысходности.
Или случалась другая сторона монеты - кадет просто лежал на спине и часами глядел в потолок. Пустой, невидящий взгляд и покалывание в грудной клетке, там, где у здоровых людей находилось сердце, а у Лухана – зияющая черная дыра. Все было настолько плохо, что даже его сосед, зацикленный на себе и учебе, До Кёнсу, поинтересовался о моральном здоровье Лухана.
И новая волна отрицания, новая волна алкоголя.
И новый выход эмоций.
Лухан ни секунды не раздумывал, стоя возле двери в комнату Минсока и со всей гребанной оленьей силой стуча в нее. Правда и не особо задумывался, что творит его нетрезвый разум.
Открывший ему, чуть заспанный (в два часа ночи-то), в легкой домашней одежде, а не в извечной форме кадетского корпуса, Минсок вызвал в Лухане приступ умилительной паники. Огромными глазами, полыми обожания, смешанного с чуточкой удивления (младший никогда раньше не видел такого старшего) и алкогольного опьянения, парень смотрел на замершего в дверях Минсока.
- Что ты здесь делаешь?
- Мин… - протянул Лухан на выдохе, так низко и тяжело.
- Я еще раз спрашиваю… - но договорить не успел, потому что Лухан, не обращая внимания на сопротивление с его стороны, втолкнул парня в комнату.
- Я больше так не могу, - как ему казалось, пояснил Лухан, озадачивая Минсока еще сильнее.
И опять не давая даже среагировать, схватил руки старшего и притянул к себе, крепко обнимая и выдыхая на ухо три теплых слова:
- Я люблю тебя.
Минсок не то что бы сильно вырывался, но все-таки чуть оттолкнул Лухана.
- Ты пьян, иди к себе, - строго и с нажимом.
- Ты опять это делаешь! – Лухан внезапно закричал, пугая Мина. – Ты опять меня отталкиваешь! Все время одно и то же, постоянно только отторжение. Ну что я тебе такого сделал-то? Чем задел, что ты отступаешь все дальше и дальше?! Чем мои искренние чувства к тебе провинились?!
Старший молчал, ожидая окончания истерики, а Лухан истолковал его молчание по-своему, точнее соответственно своим ожиданиям, однако останавливаться не собирался.
- Нет, сегодня я не уйду, - в глазах парня светился многообещающий огонек. – Я так долго ждал. Ты мне нужен.
- Лухан! – предупредительно позвал Минсок, делая пару шагов назад и наблюдая, как младший сильнее расстегивает пуговицы итак свободной у горла строгой формы кадетского корпуса, правда весьма помятой после целого вечера, проведенного в клубе.
- Ничего не выйдет, Мин, - избавившись от пиджака, покачал головой младший и приступил к верхним пуговицам рубашки.
Минсок все отступал, отчаянно взывая к сознательности Лухана, но ничего не получалось. Множество факторов слишком перевешивали для него мольбы такого желанного старшего. Оказавшись в двух шагах от Мина, он с небольшой борьбой поймал его руки, резко притягивая к себе и обнимая за талию. Лухан носом зарылся в волосы старшего, вдыхая запах и совсем уж целомудренно целуя в макушку.
- Мин, я так люблю тебя, - прошептал Лухан, спускаясь к уху Минсока и обдавая раковину горячим дыханием с небольшой примесью алкоголя. – Я так хочу тебя.
- Лухан, прекрати это, - голос Минсока был жестким и требовательным.
Но младший не слушал, уже касаясь языком нежной кожи за ушком, а попытки старшего вырваться предотвращая прижатием к стене всем телом и перехватывая запястья. Минсок был обездвижен, но все же старался освободиться или прекратить поцелуи, мотая головой из стороны в сторону и не давая Лухану коснуться такой желанной шеи и подбородка, прижаться к сладким губам.
- Ну дай же ты мне коснуться тебя, - все так же шепча, настаивал Лухан. – Ты все время такой далекий, такой недосягаемый. Минсок, ты как мечта, только моя единственная оказалась гораздо ближе, чем ты. Ты вроде так близко, но тебя практически не достать. Не то что рукой, даже душой не коснуться. Позволь мне, а? Хотя бы раз…
Минсок едва дышал, вслушиваясь в пьяный бред младшего и, наконец, окрашивая значением все то, что происходило меду ними когда-либо. Старший бы никогда не подумал, что настолько важен Лухану, что где-то во Вселенной вообще существует подобная зависимость. Он никогда не брал в голову попытки парня сблизиться ним, считая, что тому просто скучно или его влюбленность скоротечна.
- Нет, Лухан, тебе лучше уйти, - дрожащим голосом, рассыпаясь на звездную пыль, все еще отказывал старший, но уже не так уверенно.
Лухан чуть отклонился назад, заглядывая своими бездонными шоколадными глазами в лицо Минсоку и ища там ответы на какие-то свои вопросы. Он приблизился к зажмурившемуся парню, но остановился буквально в нескольких сантиметрах, ожидая. Едва глаза Минсока чуть приоткрылись, Лухан приблизился еще, нежно целуя его пухлую щеку, служившую для младшего фетишем ровно столько, сколько прошло времени с первой увиденной им счастливой улыбки старшего.
Короткими, нежными, теплыми поцелуями Лухан осыпал лицо Минсока, взяв в чашу из своих ладоней, которые давным-давно отпустили запястья переставшего дергаться парня. Лухан целовал аккуратный носик, вновь сомкнутые веки, подбородок и чуть выпирающую линию скул. Он не останавливался ни на секунду, пока на лице старшего не осталось и миллиметра, не почувствовавшего всю горячность его губ.
- Мин, - прошептал Лухан в самые губы старшего, касаясь своим лбом его и облизывая собственные в предвкушении, - Позволь мне…
И Минсок не сказал твердого нет, отталкивая и выгоняя из своей комнаты, но он и не говорил какого-либо да, а просто зажмурился еще сильнее, предоставляя себя в руки младшего.
Лицо Лухана не озарилось счастливой улыбкой, он не потерял дар речи или не закружил старшего по комнате, тут же сваливаясь на него всей лавиной своих сумасшедших чувств. Парень просто поднял руку, аккуратно погладил возле уха, чуть расслабляя Минсока, а затем завел ладонь немного дальше, касаясь затылка и зарываясь в мягкие каштановые волосы, просто привлекая к себе и нежно, но настойчиво целуя, как давно представлял и хотел.
Лухан осторожно и трепетно касался губ старшего своими, обхватывая сначала нижнюю, а затем и верхнюю; раздвигая их немного, а после просовывая между ними свой влажный язык, но не стремясь как можно скорее попасть внутрь, а просто слизывая вкус Минсока, который так давно хотел попробовать. Движения были аккуратными и нежными, потому что даже сейчас, после устроенной им истерики, парень все равно понимал, что если старший захочет его выгнать, Лухан, как бы ни хотел остаться, все равно уйдет. Вредить своей звезде последнее, чего бы он желал.
Постепенно односторонний поцелуй переместился с губ на подбородок, мелкой дорожкой Лухан спустился к шее парня, а затем языком провел до самой впадинки между ключицами, затем прикусывая нежную кожу и снова поцелуями взбираясь к плечу. Нежно оттягивая Минсока назад за волосы, Лухан открывал себе доступ к самым желанным из доступных мест, а старший тем временем все держал глаза с трепещущими ресницами закрытыми, не издавая и звука, но никаким действием не показывая свое неприятие ситуации.
- Мин, - Лухан снова позвал парня, - Посмотри на меня, пожалуйста.
И Минсок посмотрел, но затуманенный взгляд едва ли был способен сфокусироваться и осознать.
- Я хочу тебя, Мин… - шептал младший, глядя прямо в глаза своей одержимости.
Старший ничего не ответил, только схватил Лухана за полы рубашки, со всей силы нервного напряжения и неуверенности сдавливая и оттягивая их в стороны, совершенно не специально срывая несколько пуговиц, и подался вперед, смазано касаясь губ темноволосого. Лухан же, не теряя времени даром, тут же поймал губы Минсока, возвращая поцелуй и делая его настойчивее и глубже, делясь дыханием, но не позволяя оторваться и вздохнуть. У парня, считай, сорвало крышу, потому что его вера практически сошла на нет, утаскивая в безграничную пучину вселенского отчаяния. И тут такой подарок, да еще такие осторожные, неумелые движения…
Переход на варп* окончательно совершился, когда до Лухана дошла вся неопытность старшего в любовных и, как следствие, интимных делах. Оторвавшись на секунду от увлеченного Минсока, парень одарил его такой безумно-счастливой улыбкой, которая только имелась в его арсенале, в ответ на что тот только густо покраснел, отводя взгляд.
Лухан, не теряя времени зря, вновь прильнул к Мину, запуская руки под домашнюю майку и оглаживая поясницу и лопатки. Целуя такие желанные, уже покрасневшие губы, младший резко подхватил парня под круглые ягодицы, сжимая на них ладони, а затем в несколько шагов оказываясь возле кровати. По-быстрому скинув с себя испорченную рубашку, Лухан, все еще опасаясь возможного отторжения со стороны своей звезды, принялся ласкать столь восхитительно-желанное тело, не менее поспешно освобождая от майки и его.
Минсок плавился от прикосновений младшего, напрочь забывая собственные принципы. От каждого прикосновения к обнаженной груди, будь то руки или губы, тело начинало гореть изнутри, словно термоядерная реакция перед образованием сверхновой. И неважно, что это было только лишь начало. Старший вообще с трудом понимал, что происходит, иначе давно бы прекратил все попытки и непосредственные действия Лухана. Точнее понимал, но сердце у него тоже не железное, а этот сумасшедший младший завораживал и притягивал взгляд. Ничего страшного, что подобное хотя бы раз случится, думал Минсок изредка всплывающим из-под черной массы чувств сознанием.
Лухан, увидев себя со стороны, точно решил бы, что он – сумасшедший, неадекватный фанатик. С таким упорством выцеловывая и вылизывая миллиметр за миллиметром горячей кожи, с таким желанием вдавливая Минсока в несколько узкую для двоих кровать, с таким отчаянием целуя опухшие от настойчивости губы, что только слепой бы не заметил, насколько он одержим.
Избавив Минсока от штанов, Лухан целовал его бедра, коленки и даже ступни, попеременно облизывая каждый пальчик, заставляя старшего сжимать простыни и от удовольствия, и от непривычной щекотки. Младший накрыл рукой пах Мина, сдавливая и ощущая твердую плоть сквозь тонкую ткань обычных черных боксеров. Пальцы обхватили его, а затем прошлись вверх-вниз, спустились чуть ниже к яичкам, перекатывая их между фалангами, а затем прошлись еще нижу, оглаживая бедро изнутри, чуть надавливая в районе колечка мышц, тем самым вырывая из старшего рваные выдохи, переходящие в едва различимые, тихие стоны.
Сам младший балансировал на грани, но знал, что нельзя срываться и пугать Минсока, делая больно или просто быть слишком напористым. Для него все произошедшее до сих пор вообще сродни чуду, поэтому парень отгонял все личные желания и чувства, стараясь доставить любимой звезде как можно больше удовольствия. Даже если на самом деле хотелось грубо нагнуть и сильно и глубоко вбиваться, вырывая стоны, оставляя пальцами бордовые синяки, царапая ногтями и слизывая с шеи сладко-соленый пот. Но почему-то тут же хотелось сделать все нежно, медленно и тягуче, чтобы Мин задыхался от желания, просил, мечтал о разрядке и сам подавался навстречу, раскрываясь. И Лухан не был уверен, какой путь должен выбрать.
Минсок так и лежал с закрытыми глазами, слабо разбирая что-то кроме рук Лухана, губ Лухана, языка Лухана, зубов Лухана. Все смешалось в его голове и сердце, осталось только одно – Лухан. То, как он целовал его, то, как его руки проходились в самых эрогенных зонах, словно заранее зная местонахождение каждой; то, как младший облизывал и засасывал его соски, как кусал плечи и ключицы. Ровным счетом ВСЕ его действия вызывали отклик на уровне молекул, хотя буквально полчаса назад этот парень для Минсока просто… существовал. То есть он жил, ходил рядом, настойчиво навязывал себя, но ничем и никогда не вызывал в старшем каких-либо чувств кроме недоумения и иногда раздражения, тщательно скрываемого напускным равнодушием или сильным стеснением.
- Мин… - шептал Лухан между поцелуями. – Мин…
А Минсок молчал, боясь, что голос просто сломается, сорвется. Неуверенно потянувшись к младшему, он желал хоть как-то вернуть ласку, показать, что не против, даже если и не совсем готов.
Лухану дважды повторять надобности не возникло. Парень, едва почувствовав ответ и горячие руки на спине, с силой впивающиеся ногти, перевернул Минсока на бок, устраиваясь позади. Он обвил старшего руками, крепко удерживая в своих объятиях, буквально прижимая к себе со всей имеющейся силой и страстью. Пальцы осторожно, но настойчиво прошлись по ягодицам, нежно проникая в ложбинку, ныряя туда и возвращаясь, но пока не касаясь там. Лухан внимательно следил за реакцией, постепенно проникая глубже, но в какой-то момент ощущая, как тело Мина напряглось, едва он достиг желаемого.
- Тише, - горячо прошептал Лухан на ухо старшему, тут же прикусывая мочку и хрящик.
Отстранившись и оставив Минсока лежать одного, парень переместился вниз и одним резким рывком развернул его на живот. Проводя ребром ладони между ягодиц, Лухан провел рукой вниз и обхватил яички и член старшего, чуть приподнимая его таз над кроватью. Одним ловким движением избавив от боксеров, он оглядел бледные, округлые половинки, тут же склоняясь к ним.
Ах… - сдавленный смущением вскрик, едва язык младшего коснулся нежной кожи на заднице, вылизывая пока еще снаружи.
Смятые простыни и стиснутые зубы, как только он чуть раздвинул мягкие половинки, касаясь языком колечка мышц. Несколько движений неожиданно привели Минсока в чувства. Парень дернулся, стараясь скинуть крепкую хватку Лухана, прекратить навязчивую ласку, но тот лишь приподнялся, с силой надавливая на лопатки и практически подчиняя, а потом возвращаясь к прерванному занятию.
Лухан был одержим, он знал это, но никогда бы не подумал, что настолько, чтобы возбуждаться еще сильнее, до болезненной тягости в паху, только от мысли, как они выглядят со стороны. Только от ощущения вкуса и трепета кожи Минсока на своих губах и языке. Только лишь от осознания, что так старший еще никому и никогда не открывался. Тщательно смазывая языком отверстие, Лухан сам еле слышно постанывал, думая, что еще совсем немного, и он будет настолько близко к своей звезде, как никогда еще не был.
Посчитав, что слюны достаточно, младший нагнулся к Минсоку, двумя пальцами схватился за его подбородок, и развернул к себе, глубоко и мокро целуя. Едва оторвавшись, Лухан протолкнул в рот к старшему свои пальцы, а спустя еще несколько секунд улегся рядом, переворачивая парня обратно на бок, а средний палец приставляя к дырочке.
- Расслабься, - гортанный шепот, а затем первое пробное проникновение.
Минсок, пусть и слышал просьбу Лухана, все равно сжался, делая движение болезненнее для самого себя. Его бросило в жар от боли, но какое-то странное томление не давало тут же погаснуть возникшему в течение ласк возбуждению. Изнутри все прям голосило неприятием, но на удивление не мешало получать ненормальное удовольствие.
- Мин, - с тихим, но нежным укором, - Пожалуйста, не сжимайся. Потом будет лучше.
Старший всхлипнул, утыкаясь носом в плечо Лухана, но попытался избавиться от спонтанного напряжения. Новое движение внутри парня не встретило сопротивления, но зато ярко отдалось болью для опешившего младшего. Минсок укусил его. Парень не разжал зубов, даже когда кадет остановился. Лухан прошипел от такого выпада, но ничего не сказал, для себя решая, что может и потерпеть ради достижения звезды. Когда же место укуса лизнул мягкий, теплый язык, словно молчаливое извинение, младший продолжил растягивать нежное отверстие, в отместку добавляя второй.
Еще один укус, но теперь он лишь добавлял жару Минсоку, когда Лухан вгонял в него пальцы до основания, разводя их в стороны и прокручивая. Уши и шея просто пылали, все тело охватила сладкая истома, ощущение предвкушения, а боль отошла на второй план, практически не давая о себе знать. Массируя изнутри одной рукой, второй младший оглаживал грудь старшего, придерживал за подбородок во время частых, но коротких, из-за нарастающих тихих стонов Минсока, поцелуев, надавливал на шею, усыпая ими и его лицо.
Входил он в него тоже на боку, медленно насаживая на свой член, обхватив старшего за грудь. Минсок же метался от новых ощущений и резкой боли. Парень стискивал зубы, подаваясь вверх, но Лухан крепко держал его, миллиметр за миллиметром опуская на свое возбуждение. Для него это тоже было испытание выдержки, потому что, едва почувствовав внутреннюю горячность старшего, вернулись мысли о грубом и безудержном сексе, который вряд ли бы понравился его любимому.
Укусив старшего за шею, а затем оставляя яркий, бордовый засос, Лухан, наконец, достиг предела и остановился, переводя дух и давая привыкнуть Минсоку. Тот же был на грани реальности и обморока. Боль довела его до точки, той изначальной вехи, когда он вообще решил позволить младшему трахнуть его, но ощущение наполненности, воспоминания о пальцах и медленные движения рук на члене притупляли мысли, добавляя энергии в термоядерную реакцию, начавшуюся так давно.
Времени решать и идти на попятную не было, потому что едва Мин вообще подумал об этом, Лухан сделал первое медленное, но резкое движение, подхватывая под колено и поднимая его выше, и прошелся по простате. Громкий протяжный стон вырвался изо рта старшего и завис в воздухе. Глаза широко раскрылись, а губы и рот как-то разом пересохли.
Лухан же лишь усмехнулся.
Всего несколько новых толчков, а Минсок уже готов лезть на стенку уже от удовольствия.
А Лухану этого мало, он хотел быть глубоко в нем, поэтому спустя пару минут перевернул старшего на живот, утыкая лицом в простынь и обхватывая обеими руками за грудь. Дыша ему в изгиб шеи, присасываясь к ней языком и губами, подвигая его ноги, чтобы согнул в коленях, и ускоряя темп. Он все еще двигался достаточно медленно, однако толчки были резче и глубже.
Минсок, чувствуя все по-другому, еле сумел развернуть голову, дабы глотнуть воздуха, но тут же натыкаясь на губы младшего. Лухан, борясь сам с собой, со своими такими низменными желаниями, не целовал, а кусал. Остервенело и больно, но распаляя и себя и старшего с большей силой. Двигаясь рывками, он выбивал из любимого весь дух, но в то же время, как и хотел, рождал в нем более извращенные мысли.
Мину захотелось быстрее и глубже, как можно ближе. Их желания наконец были схожи, но тормозились из-за стеснения, неопытности одного и выдержки, терпения другого.
Лухан реально сошел с ума, когда понял, что может так вбиваться вечно. Удивительно, но факт состоял в том, что организм словно завис в перманентном вожделении и похоти. Было так жарко, так влажно, так сладко пахло сексом. Перед глазами возникали круги, стоны Минсока доводили до исступления. А от ощущения подрагивавшего от оргазма тела под ним хотелось одновременно и выть и ликовать, ведь старшему было с ним хорошо, но в то же время самому Лухану всего этого было так ничтожно мало.
Лухану внезапно и срочно захотелось взглянуть на расслабленное лицо Мина, увидеть мутную послеоргазменную пелену в его глазах, что он резко вышел и развернул его лицом к себе. Оглядев такие шикарные припухшие губы, струйки вязкой слюны, скользящие по щеке и подбородку к нежному ушку, вспотевший лоб, с прилипшими к нему спутанными волосами, парень сдавленно простонал и накрыл губы старшего грубым поцелуем, заставляя того немножко испугаться и на автомате толкнуть Лухана от себя. Будучи сидящим на краю, младший от резкого выпада тоже подался назад, ловя в воздухе воинственные ладони, но не удерживаясь и падая с кровати назад. Минсок опустился рядом, практически на него.
Боли от удара с полом парень не чувствовал, тут же перекатываясь на старшего и вновь целуя его в порыве безудержной страсти, которую до сих пор не смог утолить. Не обращая внимания на сопротивление, Лухан резко вошел в него, подхватывая руками под колени и насаживая сразу до самого конца. Толкаясь с силой и с возрастающей с каждым движением скоростью, младший не мог удержаться, чтобы не нагнуться и снова не ворваться горячим языком в рот своего Мина. Практически лежа на нем, сдавливая бока и бедра тонкими пальцами с каждым новым толчком все сильнее, до синяков, Лухан не мог насытиться.
Он был его, только его. Раз и навсегда. С сегодняшней ночи и последующие ночи на годы вперед. Теперь Лухан его точно не отпустит, когда старший так открылся и доверился ему. Когда старший, едва понимая, что происходит с ним, отвечал на поцелуи, подаваясь напору Лухана. На каждый новый пошлый, мокрый и развратный поцелуй, который дарил ему младший. Когда старший так сладко и протяжно стонал под ним, подаваясь на встречу и приподнимая бедра на каждое движения внутри него. На каждое новое, сумасшедше быстрое и четкое движение.
Наконец, Лухан почувствовал, что уже близок, но его такой удивительной выдержки хватило, чтобы перевернуть старшего на живот и поставить на колени, повторяя раннюю позу. Грубые, глубокие, быстрые и четкие толчки вырывали из Минсока уже крики. Ладонью обхватив подбородок парня, Лухан надавил на сжавшуюся челюсть и протолкнул внутрь два пальца, играя с языком и добавляя себе удовольствия. Другую же руку он просунул вниз, обхватывая напряженную плоть старшего в кольцо и проводя вверх-вниз в том же безумном темпе, которым вбивался в него.
Холод кафельного пола контрастировал с жаром обнаженных тел, добавляя к их возбуждению новых ощущений. Все словно горело, но одновременно и леденело. Словно зашкалившая температура солнца и абсолютный минус космоса. Спутанные мысли и движения на автомате. Подкатывающая кульминация и ожидание конца. Стремление к разрядке и страх перед расставанием. Миллион чувств за секунду до Большого взрыва.
Их едва ли хватило на пару минут, тут же взрывая все вокруг разными красками: белыми, голубыми, красными, желтыми и коричневыми, как звезды в далеких уголках вселенной. Реакция завершилась, они оба достигли пика, вынося их эмоции на сверхновый уровень.
Лухан упал прямо поверх Минсока, пытаясь отдышаться. Старшего же поглотила темная сторона сознания, выписывая цветные круги перед глазами, так напоминающие яркие кольца Сатурна. Он лежал на полу, тяжело дыша и желая лишь уплыть далеко-далеко в космос, не имея возможности вернуться. Ему было одновременно и плохо, и хорошо. Сквозь туманность спутанных мыслей он почувствовал, как Лухан поднял его на кровать и улегся рядом, обнимая и притягивая к себе.
***
Утром следующего дня Лухан отчаянно хотел изобрести машину времени или прыгнуть в черную дыру, чтобы унестись сквозь пространство и время, желательно в прошлое, чтобы остановить самого себя.
Проснувшись с улыбкой, но не нащупав рядом Минсока, Лухан резко сел на кровати, оглядываясь и сталкиваясь с холодным взглядом. Молчаливое противостояние глаза в глаза окончилось для младшего полным провалом, бухая в живот ледяной кометой. Сдвинув брови, парень озадаченно смотрел на полностью одетого старшего, разместившегося на стуле напротив кровати. Его лицо не светилось ни счастьем, ни любовью, ни обожанием, ни смущением - ни одной положительной эмоцией, на которую Лухан, как он считал, мог рассчитывать после случившегося. Старший выглядел соответственно худшим ожиданиям: рано проснувшимся и успевшим подумать и что-то для себя решить.
- Одевайся и уходи, - строго, со сталью в голосе, проговорил Минсок, словно отдавал приказ.
Лухан в ответ только медленно развернулся и спустил ноги с кровати, прикрытый простынею. В голове возникали и пропадали теории о причинах, возможные варианты последующих событий, планы по предотвращению эмоциональных катаклизмов и многое другое, но в итоге все сжалось в районе сердца, доставляя мучительную боль, которую Лухан не испытывал даже в предыдущие два раза. А ведь он уже решил, что вот оно – счастье. Но у старшего, видимо, имелся нескончаемый запас идей, как довести его до кипения, а потом уничтожить одним взглядом или одной фразой.
- Мин… - парень уже понял, что переубедить Минсока не выйдет, но все же сделал попытку.
- Пошел вон из моей комнаты, - тихо, но с угрозой.
От тупой боли в груди и бессилия перед обстоятельствами, дрожащими пальцами сжав простынь, Лухан прикрыл глаза и вздохнул. Собрав моральные силы в кулак, кадет поднялся, ничуть не стесняясь старшего, но заставляя его резко отвернуться, и собрал свои вещи. Надев только брюки и форменный пиджак поверх голого тела, Лухан ушел, не прощаясь, лишь раз обернувшись и посмотрев увлажнившимися глазами глубоко в заледеневшее сердце своей звезды.
Последний печальный взгляд парня отпечатался в душе нахмурившегося от волны исходящего от него отчаяния Минсока, но принятое решение непоколебимо. Так он думал.
***
До выпуска оставалось меньше двух лет, поэтому Лухан просто доучивался, как мог. Не старался, не стремился, а просто делал, что задавали, участвовал, где просили, писал работы, которые требовали. Все вдруг потускнело и потухло: и мечта, и Минсок, и звезды. Лухан даже не расстроился, когда его освободили от конференций ввиду резкого падения мотивации и успеваемости, наоборот, как-то болезненно обрадовался – не будет нужды надоедать старшему своим присутствием, напоминая о ночи, ставшей для них обоих ошибкой.
Первый год прошел в черной, космического масштаба апатии, из которой вырвать парня не могли ни друзья, ни родители. Для Минсока же словно ничего и не было. Если Лухан ходил мрачнее тучи, то старший просто жил, абсолютно не обращая внимания на происходящее вокруг. Изредка бросая странные, сомневающиеся взгляды, но не делая ровным счетом никаких поползновений, даже мысленных, в сторону отчаявшегося младшего. Весь свой пятый курс парень просто расслабленно и бесстрастно ожидал, когда в четверокурснике разгорится бывалый огонь, и он вернется в свое привычное, назойливое русло. Лишь к концу года в Мине поселилось семя сомнения, потому что с каждым днем становилось все очевиднее и очевиднее, что у того внутри что-то умерло, погасло навсегда.
Еще один год Минсок, удивляясь самому себе, провел в бесконечных наблюдениях и сожалениях.
Наблюдения касались Лухана, приехавшего с летних каникул от родителей в том же состоянии, что и отбывал пару месяцев назад – безжизненный и холодный, как сам космос. Такой же БЕЗвозДУШНЫЙ. Старший в первый раз действительно испугался, когда, будучи назначенным на капитанский пост сразу по окончанию пятого курса, на приветственной речи для будущих выпускников прошелся взглядом по толпе и обнаружил Лухана, глядящего на него пустым взглядом. Ни искорки, ни эмоции.
Минсок не мог часто появляться в Кадетском корпусе, его ждала новая экспедиция по покорению неизведанных галактик, планируемая ровно через год на звездолете «Аякс»*. И это было первое из его сожалений. Раз в месяц парень оказывался в стенах, ставших ему родными за пять лет обучения, однако каждое посещение чувствовал, сколько боли они хранили. Боли, которую причинил он, а не ему. И это стало его вторым сожалением. Минсок отчаянно жалел, что поступил с Луханом так жестоко. За прошедший год сумев сложить два и два, парень пришел к неутешительному выводу: он лично убил все лучшее в младшем. Его мечту, его чувства, его любовь, его стремления, его мотивацию, его бесконечный источник жизненных сил. Он спрашивал у учителей, у декана, у некоторых студентов, но ответы всегда были одними и теми же: Лухан сдался, Лухан словно опустошен, Лухан погас.
Третьим его сожалением оказалось поспешное решение выдворить Лухана из своей жизни, так безжалостно отправив его из комнаты в то утро. Только подумать, как Минсок тогда ошибался, считая, что позволил коснуться себя лишь из-за надоедливой мольбы младшего. И с осознанием всей тяжести проступка, у него начались бессонные ночи. Мысли о Лухане вторгались даже в сновидения, пугая жестокой реалистичностью и откровенностью. Минсок начал задыхаться, а его воздухом, в конце концов, оказался младший. Он словно встал на его место, отчаянно нуждаясь в когда-то отвергнутом чувстве. Он думал, мечтал, желал младшего от начала и до конца, день за днем возвращаясь мыслями к каждому мгновению, подаренному ему любовью Лухана. К его счастливым улыбкам, к его тихому шепоту, к его глупым предложениям и страстным признаниям.
Приняв себя и свои чувства, Минсок, конечно, не считал, что легко вернет Лухана к жизни, к себе, но все же старался чаще появляться перед ним, заводить какие-либо разговоры. Но они действительно словно местами поменялись. Лухан игнорировал все вокруг, а значит и старшего. Лухан почти не разговаривал, отвечая лишь на прямые вопросы, а старшего и вовсе избегал. Лухан не интересовался ничем, а значит и слухи о визитах Минсока пропускал мимо ушей. Лухан плевал даже на космос и мечту о первой экспедиции на одном звездолете вместе с Минсоком, поэтому запись в команду пустил на самотек, полагаясь на выбор комиссии во главе с командующим адмиралом.
Тем временем близился выпуск и назначение на корабли. В этом году ни один из кадетов-выпускников не получил высший ранг, потому что даже самый достойный не выдержал напряжения. Но была вещь, доступная лишь капитанам кораблей, – право личного набора в свою команду. Запись начиналась сразу по окончанию церемонии вручения дипломов и лицензий, поэтому у Минсока еще было время. Отыскав знакомое лицо среди сотни одинаково белых, парадных униформ, парень с невероятной скоростью оказался возле него, заставляя склониться в почетном поклоне.
- Хотел бы ты… - неуверенно обратился капитан Ким Минсок к одному из выпустившихся только что кадетов, – Отправиться в первый полет под моим командованием?
Новоиспеченный выпускник, лейтенант и ксенолингвист Лухан, медленно поднял голову и недоверчиво оглядел немного нервно улыбающегося Минсока, который тем временем до боли сжимал в карманах формы пару металлических пуговиц, оставшихся на полу его комнаты в тот памятный вечер. Он знал, что парень был предварительно назначен на другой корабль по личному попущению, но не мог не предложить место у себя, да и вполне имел на это право. Единственной загвоздкой являлось возможное отсутствие мотивации, но, как надеялся капитан, это было еще поправимо.
- Лу… - прошептал он, как это когда-то делал сам Лухан.
Недоверчивый взгляд превратился в удивленный и даже ошарашенный, когда старший протянул руку и осторожно коснулся края рукава парадной формы, невесомо проходясь пальцами по обнаженной кожи между перчаткой и манжетой рубашки. Лухан руки не отдернул, но и ничего не сказал, ожидая. Сердце трепетало, от страха то сжимаясь, то разгоняясь, как угорелое. Угольки глаз еще не разгорелись, но лишь одной искры достаточно, чтобы запылать с новой силой, возвращая и мечту, и любовь.
- Прости меня, - едва слышно, но четко и серьезно, чтобы у лейтенанта не осталось сомнений в ответных чувствах капитана.
И пусть Лухану все еще было страшно и тяжело, он перехватил ладонь Минсока, несильно сжимая и мягко отстраняя от себя, а затем, отдав честь, удалился, повторяя про себя, словно мантру название звездолета: «Аякс», «Аякс», «Аякс».
• Варп - ru.wikipedia.org/wiki/%D0%92%D0%B0%D1%80%D0%BF-...
• USS «Аякс» -
startrek.spb.ru/index2.php?option=com_content&t...
Автор: SimusiK
Фэндом: EXO - K/M
Пэйринг: Лухан/Минсок
Рейтинг: NC-17
Жанры: Слэш (яой), Романтика, Ангст, Фантастика, StarTrek!AU
Предупреждения: OOC
Дисклаймер: не принадлежат, не извлекаю, не претендую
Статус: ЗАКОНЧЕН
Лухан думал, что его наиважнейшая цель - далекие звезды, но оказалось, что самая яркая светила рядом.Глядя в ночное звездное небо, такое темно-синее, почти черное, с россыпью мерцающих точек на нем, Лухан с детства знал, чего хочет больше всего на свете. Знал, что его так привлекает. Точно был уверен, что нигде кроме космоса не сможет найти покой и счастье. Далекие звезды были его магнитом, к которому тянуло с рождения.
Лухан с пяти лет был уверен, что Звездный флот для него. Что именно на космическом корабле воплотятся его мечты и стремления. Рассекая безвоздушное пространство, он, конечно же, будет на своем месте. Он сможет приложить к полетам все свои лучшие качества, а недостающие для этого знания получит во время усиленной учебы и практики, дабы достичь своей цели.
Парень приложил все мыслимые и немыслимые усилия, начиная еще с начальной школы, дабы изучать и восполнять пробелы, если таковые имелись. Дополнительные курсы астрономии и физики, углубленная математика и даже физкультура. Языки, лингвистика и такой сложный фонетический разбор, но во имя единственной цели.
Комната Лухана с каждым днем и месяцем все больше напоминала черную дыру, с ее таким необычным внутренним беспорядком: ни единого кусочка старых обоев, только лишь листовки, постеры и иногда цветные самоклейки с важными датами, шпорами или запоминалками. Все кричало о любви к космосу. Едва только открывали новый мир: галактику, планету, звезду или даже самый захудалый спутник, Лухан бросался на поиски информации, пока не заучивал практически дословно все, что могло касаться объекта исследований.
С потолка свисала подробная модель солнечной системы, а по полкам стояли модели межпланетных космических кораблей. Родители тогда еще мальчика даже не пытались наводить порядок там, куда Лухан не пускал даже друзей, дабы ни один неосторожный вдох или выдох не разрушил его мечту, пусть и понимал, как нелепы его опасения.
Суеверное молчание в период вступительных экзаменов, а затем праздник на всю катушку – первый раз Лухан действительно пил и напился, но были причины, так что даже родители не стали ругать парня, явившегося только под утро с конвоем счастливых друзей, провожавших общего друга в столицу. И у него было право праздновать свою победу, потому что еще один шаг навстречу своей звезде – это очень круто.
Мандраж и внутреннее волнение во время поездки, а затем неописуемый восторг и несдержанные крики счастья прямо на пороге академии. Лухан уже почти добился цели, он уже вот-вот на пороге лучшего времени в своей жизни, он практически един с мечтой, со своей звездой, идеей, преследовавшей его с детства, которую никакие невзгоды, уговоры или предложения не убили и даже не поправили. Сегодня он кадет, а через несколько лет, всего пять, вопреки тем 13, что уже ждал, Лухан поднимется на космический корабль и отправится в черную даль, к звездам.
И встреча с Минсоком в первый же день занятий на церемонии открытия в кадетском корпусе только подтвердила его мысли. Не могло быть, что в идеальном месте для воплощения стремлений просто так оказалось что-то настолько совершенное. Он встретил еще одну свою зависимость там, где пришел наслаждаться другой. Никак не могло быть иначе. Это судьба.
Но если учеба давалась увлеченному Лухану легко, потому что заинтересованный парень, даже не стараясь, хватал каждую деталь и впитывал все как губка, то с Минсоком было сложнее, потому что старший совершенно не желал поддаваться на провокации. Не желал идти на контакт и как-то реагировать на вечно крутящегося возле него Лухана.
Лухан пробовал заводить разговор издалека, пробовал откровенным текстом предлагать дружбу. Он подсаживался к старшему на обедах, болтая о том о сем и всеми силами выпытывая какие-нибудь подробности неважно о чем, но чтобы из уст Минсока. Он ловил его в коридорах, интересуясь мнением старшего по поводу своих небольших открытий или научных работ. Лухан засыпал Минсока вопросами на семинарах, если тот выступал перед залом, проявляя неподдельный интерес ко всему, что касается парня.
Минсок же ничего не говорил, не раздражался на настойчивость, не показывал ничем, что его что-то выводит из себя, но и не стремился отвечать развернуто и углублять знакомство, молча терпя присутствие неугомонного фаната. Проявляя, правда, минимальную вежливость и участие в серьезных вопросах.
А Лухан был его фанатом. Минсок учился на один год дольше и являлся лучшим на своем курсе, ему прочили место капитана корабля (что было достаточно рано, однако вполне оправдано), когда обучение и стажировка будут окончены. На него обращали внимание все преподаватели и профессора, давали доступ к интересным событиям вне кадетского корпуса, позволяли пользоваться многими льготами, недоступными для обычных кадетов. И Лухан поначалу думал, что Минсок отталкивает его из-за самонадеянности и высокомерия, сформировавшегося, возможно, как следствие чрезмерной похвалы окружающих.
Но Минсок не был высокомерным, он на поверку оказался просто тихим и скромным, не болтливым и спокойным. Единственный достаточно долгий и взаимный разговор Лухана со старшим, получившийся на радостях от удачного открытия какой-то непонятной младшему фигни, являвшейся непосредственным профилем Минсока, убедили парня в необоснованности выводов и вернули расположение с новой силой. А так же интерес охотника, выслеживающего и выжидающего свою жертву, потому что для смелого Лухана старший был одержимостью.
Но абсолютная закрытость и равнодушие к его чувствам не давали Лухану ни покоя, ни свободы. Парень искренне верил в свое отношение и желание всегда быть бок о бок со старшим, что превратил стремление быть с ним вместе в навязчивую идею, не страдая, но загоняясь по этому поводу. В какой-то момент он сам же и испугался, что подменил приоритеты. Пытался бороться, но тщетно. Единственное, что у него вышло, - отделить любовь к Минсоку от любви к звездам. Но старший все равно был его космосом. И это причиняло ощутимую боль после каждого воздвигаемого Минсоком препятствия для его чувств.
К внутреннему противостоянию Лухана и Минсока присоединилось еще и внешнее. Будучи лучшим на своем курсе, Лухан так же попал в тот самый список «будущих капитанов кораблей», вроде бы сам того не желая, но составляя конкуренцию старшему. Теперь на него тоже были направлены все взгляды, оценивая и подмечая. Теперь каждая конференция проходила с его участием помимо Минсока. Теперь на каждом углу не в меру догадливые кадеты и даже прочие студенты академии шептались и едва ли не делали ставки.
Минсок воспринимал все с каким-то равнодушным спокойствием, когда как у Лухана в теле все закипало, едва только он слышал новый слух о них или об их положении. Ничего пошлого, наоборот, все было не в меру серьезно. И это бесило, возможно, еще сильнее, потому что для младшего Минсок был примером, а все вокруг только и говорили, что он старается заполучить его место себе. У Лухана, конечно, было миллион честолюбивых идей и еще больше планов для их реализации, но любой вред карьере старшего туда войти не мог. Так уж сложилось, что парень скорее предпочел бы отправиться в полет на одном корабле с Минсоком, под его командованием, даже находя в этом какое-то извращенное удовлетворение. Но никто из окружающих этого понять не мог, а Лухан не торопился объяснять. С какой-то стороны все эти командорские штучки давали ему возможность быть со старшим чаще, чем в недавнем прошлом. Ради такого счастья приходилось терпеть некоторые неудобства.
Минсоку же как будто было все равно. Он разговаривал с Луханом только из необходимости во время конференций и специальных заданий, иногда прося о чем-то, иногда помогая, но никогда не пересекая черту, им самим установленную между ними. Старший видел, какие страдания приносит нетерпеливому Лухану, но не торопился облегчать его участь, потому что в принципе не интересовался отношениями, даже дружескими. Он был принципиальным одиночкой. Ему даже не льстила столь сильная привязанность младшего, ему было объективно все равно.
Однажды, где-то спустя два с половиной года обучения, Лухан не выдержал. Его просто доконала отчужденность старшего, его равнодушие и подчеркнутая отстраненность. И парень пошел в наступление, причем уже не такое назойливое и похожее на кружение пчелы над цветком, в надежде получить с него нектар. Нет-нет, Лухан просто открытым текстом предложил старшему встречаться на глазах у огромной аудитории, находившейся в тот обеденный час в общей кафетерии кадетского корпуса.
Лухан смотрел на старшего прямым и серьезным, таким уверенным взглядом. Он тяжело дышал и томительно ожидал ответа, полагаясь на случай, потому что сил терпеть и намекать больше не было. Его не волновали возможные проблемы с общественностью или с уставом, потому что ни то ни другое не было настолько важно, чтобы остановить его. Ни мнение, ни законы. Да и в правилах ничего по этому поводу написано не было. Он читал.
Минсок же просто встал и ушел, не проронив ни слова.
Мир Лухана в тот день обрушился.
От бессилия парень едва не отказался от новых попыток, на долгое время погрузившись в учебу и проекты, которых с каждым семестром становилось все больше и больше. Лухан перестал замечать окружающих, в особенности старшего, вернулся к первоначальной цели, оставил на своем небе лишь одну звезду и стремился к ней с новой силой, отдававший порой отчаянным трудоголизмом. Все чаще парень замечал на себе озадаченные взгляды профессоров и прочих студентов, дивившихся изменениям в когда-то горевшем юноше. И ведь он и сейчас горел, просто имея только одну звезду, свет был не настолько ярким.
Постепенно оправившийся от обиды Лухан все чаще бросал отчаянные взгляды в сторону всегда занятого и такого прекрасного в пылу обсуждений и полемик Минсока. И тогда парень окончательно понял, что ничего уже не изменить, и сколько бы он не пытался, ему никогда не удержаться далеко от прямо-таки источающего притягательный свет старшего. Это было стопроцентное попадание.
В следующий раз чуть осажденный, но чувствовавший, что времени осталось не так-то много, парень обратился к старшему с аналогичной предыдущей просьбой спустя еще пол года, но уже наедине, дабы не смущать и не раздражать предмет любви. Подловив возле лабораторий, где тот занимала каким-то важным проектом со знаменитым профессором, куратором его научной выпускной работы, Лухан признался. Вопрос был задан тихо и мягко, однако настойчиво и с выражением всех чувств в короткой фразе «Ты мне нравишься».
Ничего не изменилось, разве что с удивленным и чуть нахмуренным взглядом Минсок оглядел всего Лухана с ног до головы и, как показалось парню, выжег из него всю надежду.
С тех пор даже свет звезд не привлекал Лухана как прежде, потому что единственное недосягаемое солнце было так близко и одновременно так далеко. И на этот раз у парня сильно упала успеваемость, возникли проблемы с посещаемостью. И не просто проблемы, а настоящая катастрофа, потому что Лухан просто-напросто забил на учебу, прозябая в клубах и пабах, напиваясь до беспамятства и ночами стеная и крича в подушку от безысходности.
Или случалась другая сторона монеты - кадет просто лежал на спине и часами глядел в потолок. Пустой, невидящий взгляд и покалывание в грудной клетке, там, где у здоровых людей находилось сердце, а у Лухана – зияющая черная дыра. Все было настолько плохо, что даже его сосед, зацикленный на себе и учебе, До Кёнсу, поинтересовался о моральном здоровье Лухана.
И новая волна отрицания, новая волна алкоголя.
И новый выход эмоций.
Лухан ни секунды не раздумывал, стоя возле двери в комнату Минсока и со всей гребанной оленьей силой стуча в нее. Правда и не особо задумывался, что творит его нетрезвый разум.
Открывший ему, чуть заспанный (в два часа ночи-то), в легкой домашней одежде, а не в извечной форме кадетского корпуса, Минсок вызвал в Лухане приступ умилительной паники. Огромными глазами, полыми обожания, смешанного с чуточкой удивления (младший никогда раньше не видел такого старшего) и алкогольного опьянения, парень смотрел на замершего в дверях Минсока.
- Что ты здесь делаешь?
- Мин… - протянул Лухан на выдохе, так низко и тяжело.
- Я еще раз спрашиваю… - но договорить не успел, потому что Лухан, не обращая внимания на сопротивление с его стороны, втолкнул парня в комнату.
- Я больше так не могу, - как ему казалось, пояснил Лухан, озадачивая Минсока еще сильнее.
И опять не давая даже среагировать, схватил руки старшего и притянул к себе, крепко обнимая и выдыхая на ухо три теплых слова:
- Я люблю тебя.
Минсок не то что бы сильно вырывался, но все-таки чуть оттолкнул Лухана.
- Ты пьян, иди к себе, - строго и с нажимом.
- Ты опять это делаешь! – Лухан внезапно закричал, пугая Мина. – Ты опять меня отталкиваешь! Все время одно и то же, постоянно только отторжение. Ну что я тебе такого сделал-то? Чем задел, что ты отступаешь все дальше и дальше?! Чем мои искренние чувства к тебе провинились?!
Старший молчал, ожидая окончания истерики, а Лухан истолковал его молчание по-своему, точнее соответственно своим ожиданиям, однако останавливаться не собирался.
- Нет, сегодня я не уйду, - в глазах парня светился многообещающий огонек. – Я так долго ждал. Ты мне нужен.
- Лухан! – предупредительно позвал Минсок, делая пару шагов назад и наблюдая, как младший сильнее расстегивает пуговицы итак свободной у горла строгой формы кадетского корпуса, правда весьма помятой после целого вечера, проведенного в клубе.
- Ничего не выйдет, Мин, - избавившись от пиджака, покачал головой младший и приступил к верхним пуговицам рубашки.
Минсок все отступал, отчаянно взывая к сознательности Лухана, но ничего не получалось. Множество факторов слишком перевешивали для него мольбы такого желанного старшего. Оказавшись в двух шагах от Мина, он с небольшой борьбой поймал его руки, резко притягивая к себе и обнимая за талию. Лухан носом зарылся в волосы старшего, вдыхая запах и совсем уж целомудренно целуя в макушку.
- Мин, я так люблю тебя, - прошептал Лухан, спускаясь к уху Минсока и обдавая раковину горячим дыханием с небольшой примесью алкоголя. – Я так хочу тебя.
- Лухан, прекрати это, - голос Минсока был жестким и требовательным.
Но младший не слушал, уже касаясь языком нежной кожи за ушком, а попытки старшего вырваться предотвращая прижатием к стене всем телом и перехватывая запястья. Минсок был обездвижен, но все же старался освободиться или прекратить поцелуи, мотая головой из стороны в сторону и не давая Лухану коснуться такой желанной шеи и подбородка, прижаться к сладким губам.
- Ну дай же ты мне коснуться тебя, - все так же шепча, настаивал Лухан. – Ты все время такой далекий, такой недосягаемый. Минсок, ты как мечта, только моя единственная оказалась гораздо ближе, чем ты. Ты вроде так близко, но тебя практически не достать. Не то что рукой, даже душой не коснуться. Позволь мне, а? Хотя бы раз…
Минсок едва дышал, вслушиваясь в пьяный бред младшего и, наконец, окрашивая значением все то, что происходило меду ними когда-либо. Старший бы никогда не подумал, что настолько важен Лухану, что где-то во Вселенной вообще существует подобная зависимость. Он никогда не брал в голову попытки парня сблизиться ним, считая, что тому просто скучно или его влюбленность скоротечна.
- Нет, Лухан, тебе лучше уйти, - дрожащим голосом, рассыпаясь на звездную пыль, все еще отказывал старший, но уже не так уверенно.
Лухан чуть отклонился назад, заглядывая своими бездонными шоколадными глазами в лицо Минсоку и ища там ответы на какие-то свои вопросы. Он приблизился к зажмурившемуся парню, но остановился буквально в нескольких сантиметрах, ожидая. Едва глаза Минсока чуть приоткрылись, Лухан приблизился еще, нежно целуя его пухлую щеку, служившую для младшего фетишем ровно столько, сколько прошло времени с первой увиденной им счастливой улыбки старшего.
Короткими, нежными, теплыми поцелуями Лухан осыпал лицо Минсока, взяв в чашу из своих ладоней, которые давным-давно отпустили запястья переставшего дергаться парня. Лухан целовал аккуратный носик, вновь сомкнутые веки, подбородок и чуть выпирающую линию скул. Он не останавливался ни на секунду, пока на лице старшего не осталось и миллиметра, не почувствовавшего всю горячность его губ.
- Мин, - прошептал Лухан в самые губы старшего, касаясь своим лбом его и облизывая собственные в предвкушении, - Позволь мне…
И Минсок не сказал твердого нет, отталкивая и выгоняя из своей комнаты, но он и не говорил какого-либо да, а просто зажмурился еще сильнее, предоставляя себя в руки младшего.
Лицо Лухана не озарилось счастливой улыбкой, он не потерял дар речи или не закружил старшего по комнате, тут же сваливаясь на него всей лавиной своих сумасшедших чувств. Парень просто поднял руку, аккуратно погладил возле уха, чуть расслабляя Минсока, а затем завел ладонь немного дальше, касаясь затылка и зарываясь в мягкие каштановые волосы, просто привлекая к себе и нежно, но настойчиво целуя, как давно представлял и хотел.
Лухан осторожно и трепетно касался губ старшего своими, обхватывая сначала нижнюю, а затем и верхнюю; раздвигая их немного, а после просовывая между ними свой влажный язык, но не стремясь как можно скорее попасть внутрь, а просто слизывая вкус Минсока, который так давно хотел попробовать. Движения были аккуратными и нежными, потому что даже сейчас, после устроенной им истерики, парень все равно понимал, что если старший захочет его выгнать, Лухан, как бы ни хотел остаться, все равно уйдет. Вредить своей звезде последнее, чего бы он желал.
Постепенно односторонний поцелуй переместился с губ на подбородок, мелкой дорожкой Лухан спустился к шее парня, а затем языком провел до самой впадинки между ключицами, затем прикусывая нежную кожу и снова поцелуями взбираясь к плечу. Нежно оттягивая Минсока назад за волосы, Лухан открывал себе доступ к самым желанным из доступных мест, а старший тем временем все держал глаза с трепещущими ресницами закрытыми, не издавая и звука, но никаким действием не показывая свое неприятие ситуации.
- Мин, - Лухан снова позвал парня, - Посмотри на меня, пожалуйста.
И Минсок посмотрел, но затуманенный взгляд едва ли был способен сфокусироваться и осознать.
- Я хочу тебя, Мин… - шептал младший, глядя прямо в глаза своей одержимости.
Старший ничего не ответил, только схватил Лухана за полы рубашки, со всей силы нервного напряжения и неуверенности сдавливая и оттягивая их в стороны, совершенно не специально срывая несколько пуговиц, и подался вперед, смазано касаясь губ темноволосого. Лухан же, не теряя времени даром, тут же поймал губы Минсока, возвращая поцелуй и делая его настойчивее и глубже, делясь дыханием, но не позволяя оторваться и вздохнуть. У парня, считай, сорвало крышу, потому что его вера практически сошла на нет, утаскивая в безграничную пучину вселенского отчаяния. И тут такой подарок, да еще такие осторожные, неумелые движения…
Переход на варп* окончательно совершился, когда до Лухана дошла вся неопытность старшего в любовных и, как следствие, интимных делах. Оторвавшись на секунду от увлеченного Минсока, парень одарил его такой безумно-счастливой улыбкой, которая только имелась в его арсенале, в ответ на что тот только густо покраснел, отводя взгляд.
Лухан, не теряя времени зря, вновь прильнул к Мину, запуская руки под домашнюю майку и оглаживая поясницу и лопатки. Целуя такие желанные, уже покрасневшие губы, младший резко подхватил парня под круглые ягодицы, сжимая на них ладони, а затем в несколько шагов оказываясь возле кровати. По-быстрому скинув с себя испорченную рубашку, Лухан, все еще опасаясь возможного отторжения со стороны своей звезды, принялся ласкать столь восхитительно-желанное тело, не менее поспешно освобождая от майки и его.
Минсок плавился от прикосновений младшего, напрочь забывая собственные принципы. От каждого прикосновения к обнаженной груди, будь то руки или губы, тело начинало гореть изнутри, словно термоядерная реакция перед образованием сверхновой. И неважно, что это было только лишь начало. Старший вообще с трудом понимал, что происходит, иначе давно бы прекратил все попытки и непосредственные действия Лухана. Точнее понимал, но сердце у него тоже не железное, а этот сумасшедший младший завораживал и притягивал взгляд. Ничего страшного, что подобное хотя бы раз случится, думал Минсок изредка всплывающим из-под черной массы чувств сознанием.
Лухан, увидев себя со стороны, точно решил бы, что он – сумасшедший, неадекватный фанатик. С таким упорством выцеловывая и вылизывая миллиметр за миллиметром горячей кожи, с таким желанием вдавливая Минсока в несколько узкую для двоих кровать, с таким отчаянием целуя опухшие от настойчивости губы, что только слепой бы не заметил, насколько он одержим.
Избавив Минсока от штанов, Лухан целовал его бедра, коленки и даже ступни, попеременно облизывая каждый пальчик, заставляя старшего сжимать простыни и от удовольствия, и от непривычной щекотки. Младший накрыл рукой пах Мина, сдавливая и ощущая твердую плоть сквозь тонкую ткань обычных черных боксеров. Пальцы обхватили его, а затем прошлись вверх-вниз, спустились чуть ниже к яичкам, перекатывая их между фалангами, а затем прошлись еще нижу, оглаживая бедро изнутри, чуть надавливая в районе колечка мышц, тем самым вырывая из старшего рваные выдохи, переходящие в едва различимые, тихие стоны.
Сам младший балансировал на грани, но знал, что нельзя срываться и пугать Минсока, делая больно или просто быть слишком напористым. Для него все произошедшее до сих пор вообще сродни чуду, поэтому парень отгонял все личные желания и чувства, стараясь доставить любимой звезде как можно больше удовольствия. Даже если на самом деле хотелось грубо нагнуть и сильно и глубоко вбиваться, вырывая стоны, оставляя пальцами бордовые синяки, царапая ногтями и слизывая с шеи сладко-соленый пот. Но почему-то тут же хотелось сделать все нежно, медленно и тягуче, чтобы Мин задыхался от желания, просил, мечтал о разрядке и сам подавался навстречу, раскрываясь. И Лухан не был уверен, какой путь должен выбрать.
Минсок так и лежал с закрытыми глазами, слабо разбирая что-то кроме рук Лухана, губ Лухана, языка Лухана, зубов Лухана. Все смешалось в его голове и сердце, осталось только одно – Лухан. То, как он целовал его, то, как его руки проходились в самых эрогенных зонах, словно заранее зная местонахождение каждой; то, как младший облизывал и засасывал его соски, как кусал плечи и ключицы. Ровным счетом ВСЕ его действия вызывали отклик на уровне молекул, хотя буквально полчаса назад этот парень для Минсока просто… существовал. То есть он жил, ходил рядом, настойчиво навязывал себя, но ничем и никогда не вызывал в старшем каких-либо чувств кроме недоумения и иногда раздражения, тщательно скрываемого напускным равнодушием или сильным стеснением.
- Мин… - шептал Лухан между поцелуями. – Мин…
А Минсок молчал, боясь, что голос просто сломается, сорвется. Неуверенно потянувшись к младшему, он желал хоть как-то вернуть ласку, показать, что не против, даже если и не совсем готов.
Лухану дважды повторять надобности не возникло. Парень, едва почувствовав ответ и горячие руки на спине, с силой впивающиеся ногти, перевернул Минсока на бок, устраиваясь позади. Он обвил старшего руками, крепко удерживая в своих объятиях, буквально прижимая к себе со всей имеющейся силой и страстью. Пальцы осторожно, но настойчиво прошлись по ягодицам, нежно проникая в ложбинку, ныряя туда и возвращаясь, но пока не касаясь там. Лухан внимательно следил за реакцией, постепенно проникая глубже, но в какой-то момент ощущая, как тело Мина напряглось, едва он достиг желаемого.
- Тише, - горячо прошептал Лухан на ухо старшему, тут же прикусывая мочку и хрящик.
Отстранившись и оставив Минсока лежать одного, парень переместился вниз и одним резким рывком развернул его на живот. Проводя ребром ладони между ягодиц, Лухан провел рукой вниз и обхватил яички и член старшего, чуть приподнимая его таз над кроватью. Одним ловким движением избавив от боксеров, он оглядел бледные, округлые половинки, тут же склоняясь к ним.
Ах… - сдавленный смущением вскрик, едва язык младшего коснулся нежной кожи на заднице, вылизывая пока еще снаружи.
Смятые простыни и стиснутые зубы, как только он чуть раздвинул мягкие половинки, касаясь языком колечка мышц. Несколько движений неожиданно привели Минсока в чувства. Парень дернулся, стараясь скинуть крепкую хватку Лухана, прекратить навязчивую ласку, но тот лишь приподнялся, с силой надавливая на лопатки и практически подчиняя, а потом возвращаясь к прерванному занятию.
Лухан был одержим, он знал это, но никогда бы не подумал, что настолько, чтобы возбуждаться еще сильнее, до болезненной тягости в паху, только от мысли, как они выглядят со стороны. Только от ощущения вкуса и трепета кожи Минсока на своих губах и языке. Только лишь от осознания, что так старший еще никому и никогда не открывался. Тщательно смазывая языком отверстие, Лухан сам еле слышно постанывал, думая, что еще совсем немного, и он будет настолько близко к своей звезде, как никогда еще не был.
Посчитав, что слюны достаточно, младший нагнулся к Минсоку, двумя пальцами схватился за его подбородок, и развернул к себе, глубоко и мокро целуя. Едва оторвавшись, Лухан протолкнул в рот к старшему свои пальцы, а спустя еще несколько секунд улегся рядом, переворачивая парня обратно на бок, а средний палец приставляя к дырочке.
- Расслабься, - гортанный шепот, а затем первое пробное проникновение.
Минсок, пусть и слышал просьбу Лухана, все равно сжался, делая движение болезненнее для самого себя. Его бросило в жар от боли, но какое-то странное томление не давало тут же погаснуть возникшему в течение ласк возбуждению. Изнутри все прям голосило неприятием, но на удивление не мешало получать ненормальное удовольствие.
- Мин, - с тихим, но нежным укором, - Пожалуйста, не сжимайся. Потом будет лучше.
Старший всхлипнул, утыкаясь носом в плечо Лухана, но попытался избавиться от спонтанного напряжения. Новое движение внутри парня не встретило сопротивления, но зато ярко отдалось болью для опешившего младшего. Минсок укусил его. Парень не разжал зубов, даже когда кадет остановился. Лухан прошипел от такого выпада, но ничего не сказал, для себя решая, что может и потерпеть ради достижения звезды. Когда же место укуса лизнул мягкий, теплый язык, словно молчаливое извинение, младший продолжил растягивать нежное отверстие, в отместку добавляя второй.
Еще один укус, но теперь он лишь добавлял жару Минсоку, когда Лухан вгонял в него пальцы до основания, разводя их в стороны и прокручивая. Уши и шея просто пылали, все тело охватила сладкая истома, ощущение предвкушения, а боль отошла на второй план, практически не давая о себе знать. Массируя изнутри одной рукой, второй младший оглаживал грудь старшего, придерживал за подбородок во время частых, но коротких, из-за нарастающих тихих стонов Минсока, поцелуев, надавливал на шею, усыпая ими и его лицо.
Входил он в него тоже на боку, медленно насаживая на свой член, обхватив старшего за грудь. Минсок же метался от новых ощущений и резкой боли. Парень стискивал зубы, подаваясь вверх, но Лухан крепко держал его, миллиметр за миллиметром опуская на свое возбуждение. Для него это тоже было испытание выдержки, потому что, едва почувствовав внутреннюю горячность старшего, вернулись мысли о грубом и безудержном сексе, который вряд ли бы понравился его любимому.
Укусив старшего за шею, а затем оставляя яркий, бордовый засос, Лухан, наконец, достиг предела и остановился, переводя дух и давая привыкнуть Минсоку. Тот же был на грани реальности и обморока. Боль довела его до точки, той изначальной вехи, когда он вообще решил позволить младшему трахнуть его, но ощущение наполненности, воспоминания о пальцах и медленные движения рук на члене притупляли мысли, добавляя энергии в термоядерную реакцию, начавшуюся так давно.
Времени решать и идти на попятную не было, потому что едва Мин вообще подумал об этом, Лухан сделал первое медленное, но резкое движение, подхватывая под колено и поднимая его выше, и прошелся по простате. Громкий протяжный стон вырвался изо рта старшего и завис в воздухе. Глаза широко раскрылись, а губы и рот как-то разом пересохли.
Лухан же лишь усмехнулся.
Всего несколько новых толчков, а Минсок уже готов лезть на стенку уже от удовольствия.
А Лухану этого мало, он хотел быть глубоко в нем, поэтому спустя пару минут перевернул старшего на живот, утыкая лицом в простынь и обхватывая обеими руками за грудь. Дыша ему в изгиб шеи, присасываясь к ней языком и губами, подвигая его ноги, чтобы согнул в коленях, и ускоряя темп. Он все еще двигался достаточно медленно, однако толчки были резче и глубже.
Минсок, чувствуя все по-другому, еле сумел развернуть голову, дабы глотнуть воздуха, но тут же натыкаясь на губы младшего. Лухан, борясь сам с собой, со своими такими низменными желаниями, не целовал, а кусал. Остервенело и больно, но распаляя и себя и старшего с большей силой. Двигаясь рывками, он выбивал из любимого весь дух, но в то же время, как и хотел, рождал в нем более извращенные мысли.
Мину захотелось быстрее и глубже, как можно ближе. Их желания наконец были схожи, но тормозились из-за стеснения, неопытности одного и выдержки, терпения другого.
Лухан реально сошел с ума, когда понял, что может так вбиваться вечно. Удивительно, но факт состоял в том, что организм словно завис в перманентном вожделении и похоти. Было так жарко, так влажно, так сладко пахло сексом. Перед глазами возникали круги, стоны Минсока доводили до исступления. А от ощущения подрагивавшего от оргазма тела под ним хотелось одновременно и выть и ликовать, ведь старшему было с ним хорошо, но в то же время самому Лухану всего этого было так ничтожно мало.
Лухану внезапно и срочно захотелось взглянуть на расслабленное лицо Мина, увидеть мутную послеоргазменную пелену в его глазах, что он резко вышел и развернул его лицом к себе. Оглядев такие шикарные припухшие губы, струйки вязкой слюны, скользящие по щеке и подбородку к нежному ушку, вспотевший лоб, с прилипшими к нему спутанными волосами, парень сдавленно простонал и накрыл губы старшего грубым поцелуем, заставляя того немножко испугаться и на автомате толкнуть Лухана от себя. Будучи сидящим на краю, младший от резкого выпада тоже подался назад, ловя в воздухе воинственные ладони, но не удерживаясь и падая с кровати назад. Минсок опустился рядом, практически на него.
Боли от удара с полом парень не чувствовал, тут же перекатываясь на старшего и вновь целуя его в порыве безудержной страсти, которую до сих пор не смог утолить. Не обращая внимания на сопротивление, Лухан резко вошел в него, подхватывая руками под колени и насаживая сразу до самого конца. Толкаясь с силой и с возрастающей с каждым движением скоростью, младший не мог удержаться, чтобы не нагнуться и снова не ворваться горячим языком в рот своего Мина. Практически лежа на нем, сдавливая бока и бедра тонкими пальцами с каждым новым толчком все сильнее, до синяков, Лухан не мог насытиться.
Он был его, только его. Раз и навсегда. С сегодняшней ночи и последующие ночи на годы вперед. Теперь Лухан его точно не отпустит, когда старший так открылся и доверился ему. Когда старший, едва понимая, что происходит с ним, отвечал на поцелуи, подаваясь напору Лухана. На каждый новый пошлый, мокрый и развратный поцелуй, который дарил ему младший. Когда старший так сладко и протяжно стонал под ним, подаваясь на встречу и приподнимая бедра на каждое движения внутри него. На каждое новое, сумасшедше быстрое и четкое движение.
Наконец, Лухан почувствовал, что уже близок, но его такой удивительной выдержки хватило, чтобы перевернуть старшего на живот и поставить на колени, повторяя раннюю позу. Грубые, глубокие, быстрые и четкие толчки вырывали из Минсока уже крики. Ладонью обхватив подбородок парня, Лухан надавил на сжавшуюся челюсть и протолкнул внутрь два пальца, играя с языком и добавляя себе удовольствия. Другую же руку он просунул вниз, обхватывая напряженную плоть старшего в кольцо и проводя вверх-вниз в том же безумном темпе, которым вбивался в него.
Холод кафельного пола контрастировал с жаром обнаженных тел, добавляя к их возбуждению новых ощущений. Все словно горело, но одновременно и леденело. Словно зашкалившая температура солнца и абсолютный минус космоса. Спутанные мысли и движения на автомате. Подкатывающая кульминация и ожидание конца. Стремление к разрядке и страх перед расставанием. Миллион чувств за секунду до Большого взрыва.
Их едва ли хватило на пару минут, тут же взрывая все вокруг разными красками: белыми, голубыми, красными, желтыми и коричневыми, как звезды в далеких уголках вселенной. Реакция завершилась, они оба достигли пика, вынося их эмоции на сверхновый уровень.
Лухан упал прямо поверх Минсока, пытаясь отдышаться. Старшего же поглотила темная сторона сознания, выписывая цветные круги перед глазами, так напоминающие яркие кольца Сатурна. Он лежал на полу, тяжело дыша и желая лишь уплыть далеко-далеко в космос, не имея возможности вернуться. Ему было одновременно и плохо, и хорошо. Сквозь туманность спутанных мыслей он почувствовал, как Лухан поднял его на кровать и улегся рядом, обнимая и притягивая к себе.
***
Утром следующего дня Лухан отчаянно хотел изобрести машину времени или прыгнуть в черную дыру, чтобы унестись сквозь пространство и время, желательно в прошлое, чтобы остановить самого себя.
Проснувшись с улыбкой, но не нащупав рядом Минсока, Лухан резко сел на кровати, оглядываясь и сталкиваясь с холодным взглядом. Молчаливое противостояние глаза в глаза окончилось для младшего полным провалом, бухая в живот ледяной кометой. Сдвинув брови, парень озадаченно смотрел на полностью одетого старшего, разместившегося на стуле напротив кровати. Его лицо не светилось ни счастьем, ни любовью, ни обожанием, ни смущением - ни одной положительной эмоцией, на которую Лухан, как он считал, мог рассчитывать после случившегося. Старший выглядел соответственно худшим ожиданиям: рано проснувшимся и успевшим подумать и что-то для себя решить.
- Одевайся и уходи, - строго, со сталью в голосе, проговорил Минсок, словно отдавал приказ.
Лухан в ответ только медленно развернулся и спустил ноги с кровати, прикрытый простынею. В голове возникали и пропадали теории о причинах, возможные варианты последующих событий, планы по предотвращению эмоциональных катаклизмов и многое другое, но в итоге все сжалось в районе сердца, доставляя мучительную боль, которую Лухан не испытывал даже в предыдущие два раза. А ведь он уже решил, что вот оно – счастье. Но у старшего, видимо, имелся нескончаемый запас идей, как довести его до кипения, а потом уничтожить одним взглядом или одной фразой.
- Мин… - парень уже понял, что переубедить Минсока не выйдет, но все же сделал попытку.
- Пошел вон из моей комнаты, - тихо, но с угрозой.
От тупой боли в груди и бессилия перед обстоятельствами, дрожащими пальцами сжав простынь, Лухан прикрыл глаза и вздохнул. Собрав моральные силы в кулак, кадет поднялся, ничуть не стесняясь старшего, но заставляя его резко отвернуться, и собрал свои вещи. Надев только брюки и форменный пиджак поверх голого тела, Лухан ушел, не прощаясь, лишь раз обернувшись и посмотрев увлажнившимися глазами глубоко в заледеневшее сердце своей звезды.
Последний печальный взгляд парня отпечатался в душе нахмурившегося от волны исходящего от него отчаяния Минсока, но принятое решение непоколебимо. Так он думал.
***
До выпуска оставалось меньше двух лет, поэтому Лухан просто доучивался, как мог. Не старался, не стремился, а просто делал, что задавали, участвовал, где просили, писал работы, которые требовали. Все вдруг потускнело и потухло: и мечта, и Минсок, и звезды. Лухан даже не расстроился, когда его освободили от конференций ввиду резкого падения мотивации и успеваемости, наоборот, как-то болезненно обрадовался – не будет нужды надоедать старшему своим присутствием, напоминая о ночи, ставшей для них обоих ошибкой.
Первый год прошел в черной, космического масштаба апатии, из которой вырвать парня не могли ни друзья, ни родители. Для Минсока же словно ничего и не было. Если Лухан ходил мрачнее тучи, то старший просто жил, абсолютно не обращая внимания на происходящее вокруг. Изредка бросая странные, сомневающиеся взгляды, но не делая ровным счетом никаких поползновений, даже мысленных, в сторону отчаявшегося младшего. Весь свой пятый курс парень просто расслабленно и бесстрастно ожидал, когда в четверокурснике разгорится бывалый огонь, и он вернется в свое привычное, назойливое русло. Лишь к концу года в Мине поселилось семя сомнения, потому что с каждым днем становилось все очевиднее и очевиднее, что у того внутри что-то умерло, погасло навсегда.
Еще один год Минсок, удивляясь самому себе, провел в бесконечных наблюдениях и сожалениях.
Наблюдения касались Лухана, приехавшего с летних каникул от родителей в том же состоянии, что и отбывал пару месяцев назад – безжизненный и холодный, как сам космос. Такой же БЕЗвозДУШНЫЙ. Старший в первый раз действительно испугался, когда, будучи назначенным на капитанский пост сразу по окончанию пятого курса, на приветственной речи для будущих выпускников прошелся взглядом по толпе и обнаружил Лухана, глядящего на него пустым взглядом. Ни искорки, ни эмоции.
Минсок не мог часто появляться в Кадетском корпусе, его ждала новая экспедиция по покорению неизведанных галактик, планируемая ровно через год на звездолете «Аякс»*. И это было первое из его сожалений. Раз в месяц парень оказывался в стенах, ставших ему родными за пять лет обучения, однако каждое посещение чувствовал, сколько боли они хранили. Боли, которую причинил он, а не ему. И это стало его вторым сожалением. Минсок отчаянно жалел, что поступил с Луханом так жестоко. За прошедший год сумев сложить два и два, парень пришел к неутешительному выводу: он лично убил все лучшее в младшем. Его мечту, его чувства, его любовь, его стремления, его мотивацию, его бесконечный источник жизненных сил. Он спрашивал у учителей, у декана, у некоторых студентов, но ответы всегда были одними и теми же: Лухан сдался, Лухан словно опустошен, Лухан погас.
Третьим его сожалением оказалось поспешное решение выдворить Лухана из своей жизни, так безжалостно отправив его из комнаты в то утро. Только подумать, как Минсок тогда ошибался, считая, что позволил коснуться себя лишь из-за надоедливой мольбы младшего. И с осознанием всей тяжести проступка, у него начались бессонные ночи. Мысли о Лухане вторгались даже в сновидения, пугая жестокой реалистичностью и откровенностью. Минсок начал задыхаться, а его воздухом, в конце концов, оказался младший. Он словно встал на его место, отчаянно нуждаясь в когда-то отвергнутом чувстве. Он думал, мечтал, желал младшего от начала и до конца, день за днем возвращаясь мыслями к каждому мгновению, подаренному ему любовью Лухана. К его счастливым улыбкам, к его тихому шепоту, к его глупым предложениям и страстным признаниям.
Приняв себя и свои чувства, Минсок, конечно, не считал, что легко вернет Лухана к жизни, к себе, но все же старался чаще появляться перед ним, заводить какие-либо разговоры. Но они действительно словно местами поменялись. Лухан игнорировал все вокруг, а значит и старшего. Лухан почти не разговаривал, отвечая лишь на прямые вопросы, а старшего и вовсе избегал. Лухан не интересовался ничем, а значит и слухи о визитах Минсока пропускал мимо ушей. Лухан плевал даже на космос и мечту о первой экспедиции на одном звездолете вместе с Минсоком, поэтому запись в команду пустил на самотек, полагаясь на выбор комиссии во главе с командующим адмиралом.
Тем временем близился выпуск и назначение на корабли. В этом году ни один из кадетов-выпускников не получил высший ранг, потому что даже самый достойный не выдержал напряжения. Но была вещь, доступная лишь капитанам кораблей, – право личного набора в свою команду. Запись начиналась сразу по окончанию церемонии вручения дипломов и лицензий, поэтому у Минсока еще было время. Отыскав знакомое лицо среди сотни одинаково белых, парадных униформ, парень с невероятной скоростью оказался возле него, заставляя склониться в почетном поклоне.
- Хотел бы ты… - неуверенно обратился капитан Ким Минсок к одному из выпустившихся только что кадетов, – Отправиться в первый полет под моим командованием?
Новоиспеченный выпускник, лейтенант и ксенолингвист Лухан, медленно поднял голову и недоверчиво оглядел немного нервно улыбающегося Минсока, который тем временем до боли сжимал в карманах формы пару металлических пуговиц, оставшихся на полу его комнаты в тот памятный вечер. Он знал, что парень был предварительно назначен на другой корабль по личному попущению, но не мог не предложить место у себя, да и вполне имел на это право. Единственной загвоздкой являлось возможное отсутствие мотивации, но, как надеялся капитан, это было еще поправимо.
- Лу… - прошептал он, как это когда-то делал сам Лухан.
Недоверчивый взгляд превратился в удивленный и даже ошарашенный, когда старший протянул руку и осторожно коснулся края рукава парадной формы, невесомо проходясь пальцами по обнаженной кожи между перчаткой и манжетой рубашки. Лухан руки не отдернул, но и ничего не сказал, ожидая. Сердце трепетало, от страха то сжимаясь, то разгоняясь, как угорелое. Угольки глаз еще не разгорелись, но лишь одной искры достаточно, чтобы запылать с новой силой, возвращая и мечту, и любовь.
- Прости меня, - едва слышно, но четко и серьезно, чтобы у лейтенанта не осталось сомнений в ответных чувствах капитана.
И пусть Лухану все еще было страшно и тяжело, он перехватил ладонь Минсока, несильно сжимая и мягко отстраняя от себя, а затем, отдав честь, удалился, повторяя про себя, словно мантру название звездолета: «Аякс», «Аякс», «Аякс».
• Варп - ru.wikipedia.org/wiki/%D0%92%D0%B0%D1%80%D0%BF-...
• USS «Аякс» -
startrek.spb.ru/index2.php?option=com_content&t...
@темы: Слэш(яой), By SimusiK, EXO, Luhan, Minseok, LuMin, Свет далекой звезды, Fanfiction
-
-
26.06.2014 в 05:26